Жизнь взаймы у смерти - Марина Болдова

– В день смерти моего отца мы говорили с ней. Она сообщила, что кое-что нашла и теперь знает, с чего начать поиски матери. Сейчас я уверен, что нашла она сейф, а в нем – медальон с фотографией и шифром от внутреннего сейфа. Конечно, она открыла его. Видимо, там находится что-то очень ценное в материальном плане. Я понимаю, что она имела в виду, когда взяла с меня обещание разделить наследство с родственниками ее матери, если таковых найдет! А тогда я очень удивился: замок в упадке, средств к его восстановлению почти нет, что делить? Лишь расходы и хлопоты по содержанию…

– Мне ничего не нужно, Макс! – Катя с испугом посмотрела на него. – Никаких ценностей, включая те, из сейфа!

– Ну, Катя, не тебе решать сейчас, – он строго посмотрел на нее. – Я обещал разделить наследство, я сделаю это! Но для начала нужно открыть хранилище и выяснить, из-за чего такие страсти? Я понял, следователя Беркутова ты знаешь хорошо… кстати, ты обещала рассказать, откуда?

– Это – длинная история, Макс, не сейчас.

– Ладно… Так вот. Он сейчас должен арестовать Шульца и допросить его. Тот наверняка знает, как и почему его сын убил тетю Марту! Возможно, Германа уже задержали, и он дает показания…

– Макс, я поняла, ты – единственный ребенок у отца и матери?

– Нет, Катя. У меня был старший брат, но он умер совсем малышом. Мама была беременна мной, когда он погиб в аварии.

– Какой ужас… как это произошло?

– Отец повез его в замок к деду и Марте. Шел сильный дождь, он не справился с управлением на повороте дороги, машина скатилась под обрыв. Отца спасли, он успел выбраться, но машина загорелась. Был взрыв, а мальчик оставался внутри.

– Как пережила это мама?! Такая боль!

– Она не была даже на похоронах, лежала в клинике. Думаю, всю жизнь винила отца, поэтому и отношения были такие натянутые. Отец часто не ночевал дома, а мама, похоже, была этому только рада. И совсем не расстроилась, когда его не стало.

Она часто говорила о Герхарде как о живом. Это злило отца, а меня удивляло. Мне и сейчас кажется, что она все еще ждет его возвращения…

– То есть мама не видела тело сына? – перебила Катя. – Тогда я понимаю, почему она никак не может смириться с его смертью. Макс, а мама давно не была на родине?

– По-моему, ни разу со дня свадьбы с отцом. Она из многодетной семьи, родители вели асоциальный образ жизни, так однажды она мне объяснила свое нежелание говорить о них. Я искал по интернету Волошиных… Катя, я, кажется, понял! Звони Беркутову! Мы срочно должны встретиться с ним! – он вскочил со стула и схватил Катю за плечи. – Как же я раньше не догадался! Это же так просто!

Лиза видела, как мама вышла из машины и направилась к дому. Она была одна, видимо, Шведов занят печальными хлопотами.

Лиза почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Жаль было Ларису, незнакомую ей, Лизе, сестру Шведова Полину, самого его и заодно маму – Лиза была уверена, что у той разрывается сердце от переживаний за любимого мужчину.

Она с удивлением обнаружила, что боль за близких сильнее собственной. Свое поболит и перестанет, нужно лишь уметь унять собственными силами: волей, если болит душа, или таблеткой, если боль телесная. Она считала себя сильной с раннего детства, потому что всегда за кого-то отвечала: за маму, когда та лежала в больнице, за Шурку, когда того пытались троллить в школе. Одноклассники, да и те парни, что старше на год-два, ее побаивались, это чувствовалось. Лиза владела несколькими приемами самбо (научил дед), могла и врезать по уху по-простому, а уж языком, одной язвительной фразой, опускала обидчика до плинтуса. Наверное, боялись именно слов – матом не ругалась, унижала противника интеллигентно и с достоинством. Пока тот соображал, что же ему высказали и как ответить, она с чувством исполненного долга удалялась прочь. Ни разу никто не догнал! И не пытался.

Однажды пострадал так от нее молодой учитель физкультуры. Он был женат, имел годовалого сына, тещу – завуча школы и считал, что дозволено все. Девчонки на урок надевали под форменные шорты черные плотные колготы, майками грудь старались не обтягивать, но под масленым взглядом физрука все равно краснели. Хуже всего было, когда тот откровенно лапал их за выдающиеся места, якобы помогая выполнить прыжок через «козла» или спуститься с каната. Как-то Лиза, почувствовав его руку, цепко ухватившую ее ниже талии во время приземления с гимнастического бревна и задержавшуюся там, спокойно двумя пальцами сбросила ее. Развернувшись к мужику лицом, четко выговорила в наступившей тишине: «Денис Анатольевич, что ж вы себя ведете как озабоченный подросток? Вам жены не хватает? Если так – проконсультируйтесь у более опытных товарищей, они вам наверняка подскажут, в каких местах города можно снять женщин с низкой социальной ответственностью. По той цене, что позволит ваша учительская зарплата!» Он занес над ней руку для удара! Но был остановлен Шуркой! С высоты своего роста (в строю тот стоял первым) ботаник Огорелов обхватил кисть руки физрука цепкими длинными пальцами. Рядом с Шуркой тут же выстроилась стена из одноклассников. Все угрожающе молчали.

На следующий день физкультуры у них не было, а ее, Лизу, вызвала к себе завуч, то есть теща физрука. Весь класс стоял у двери учительской, куда зашла Лиза, готовый войти и поддержать ее. Пожалуй, именно с этого происшествия они и стали командой. Иду Львовну боялись все. Лиза исключением не была, поэтому благоразумно сохранила между ними дистанцию, остановившись по другую сторону стола. Неожиданно та подошла к ней и крепко обняла. «Молодец, Лизонька! Правильно ты его! Из школы этого подлеца я уволила. А из своей жизни моя дочь, думаю, выгонит его сама! – она отпустила ее, подошла к двери и распахнула ее настежь. – Принимайте героиню, народ!»

На выпускном вечере больше всего цветов и слез расставания от их класса досталось ей, Иде Львовне…

Лиза подошла к двери своей комнаты, осторожно приоткрыла, Шурка спал. После возвращения из следственного комитета, заметив машину отца, припаркованную у соседнего дома, к себе в квартиру не пошел. Лиза тогда подумала, Шурка боится встречи с ним, но позже поняла – нет, просто не видит смысла выслушивать упреки давно забывшего о его существовании родителя. «Пусть с ним мать общается, я им зачем?» – заявил он Лизе, когда она его обвинила в трусости.

Боль за Шурку поутихла. Она нутром чувствовала, что на этот раз он рассказал обо всем. Теперь дело за полицией, поймают они убийцу, точно. То, что это Герман, уже не сомневалась. Жаль, поздно дошло…

Лиза выглянула в кухонное окно – машины Огорелова не было.

– Я долго спал? – Шурка с размаха опустился на табурет. – Телефон мой не видела?

– На зарядку поставила в прихожей.

– Что, папашка мой уехал? Машина стоит?

– Уехал. Моя матушка вернулась, но, похоже, у твоей застряла. Шел бы домой, Шурец, устала я. Ну, правда… слишком много тебя в моей жизни, своих дел полно.