Дорогая Джозефина - Кэролайн Джордж

Как и ожидалось, Дарлинги превратили парк Кадвалладера в сад удовольствий. Между топиариями сверкали зеркала в полный рост, в которых отражались роскошные картины. Торговцы расположились на территории и предлагали угощения, а артисты жонглировали, вращали огнем и скручивали свои тела в узлы. Действительно, мероприятие больше напоминало цирк, чем бал.

– Да, конечно. Ты можешь выбирать. Я, конечно, больше не холостяк. Мое сердце принадлежит мисс де Клэр, – со вздохом сказал Себастьян. Он приостановился перед смотровым стеклом, чтобы поправить воротничок.

– Ты изменил свое мнение о ней? – Элиас сжал кулаки, пока с неба летели снежинки и осыпали его фрак.

– В Лондоне я прозрел, дорогой кузен. Прямо озарение снизошло. Я навсегда оставил свое ребячество. – Себастьян усмехнулся, его глаза прищурились, чтобы изобразить озорство. – Город преподал мне важный урок: у нас никогда нет выбора. Но даже к тому, что нам навязывают, можно… приспособиться. – Он закончил поправлять галстук. – Уверяю тебя, я вполне изменился.

– Хорошо. Я рад это слышать. – Элиас улыбнулся и сцепил руки за спиной. Он дрожал, пока они пробирались по лабиринту зеркал, его грудь ныла от такой острой боли, что он с трудом держался на ногах. Что стало причиной обращения Себастьяна к праведности?

А главное, что произошло в Лондоне?

Элиас остановился, когда они проходили мимо позолоченного зеркала. Его отражение с бледной кожей и нахмуренными бровями смотрело на него спокойно и неподвижно. Для бала он подстриг волосы, оставив темные локоны ровно лежать на лбу. Стрижка казалась неудачным решением, так как делала черты его лица чересчур выразительными. Скулы, оставаясь утонченными, торчали какими-то острыми углами. Весь он казался длинным и угловатым в приталенной одежде, которую дал ему Себастьян.

Человек в зеркале не был похож на лорда Уэлби. Он был новым.

– Тебе не помешает подружиться с улыбкой, Элиас. Женщины не любят парней с угрюмым лицом. – Себастьян усмехнулся и, вальсируя, направился к главному дому, его дыхание вилось вверх, как дым.

Элиас расправил фрак и двинулся сквозь снежный вихрь. Он топал туфлями по обледенелому гравию, каждый шаг ослаблял тревогу внутри. Он не хотел признавать свою злость на Себастьяна, не хотел представлять Джозефину с другим мужчиной. Но чувства и мысли не давали ему покоя.

Все это казалось странным – признание Себастьяна, его внезапная перемена мнения. Что бы ни произошло в Лондоне, у него появился план. Он намеревался сделать что-то связанное с Джозефиной.

Что именно, Элиас не мог сказать точно.

Кустарник стал реже, когда тропинка вышла из лабиринта топиария в сад, усеянный торговыми лавками и артистами. Элиас ускорил шаг. Он влился в реку гостей, плывущих между клумбами, их формы были скрыты под шерстяными плащами и накидками с капюшонами.

Холод сегодня казался другим, почти гостеприимным. Он не пронизывал до костей и не обжигал кожу. Он превратил парк Кадвалладера в замерзший оазис. С кустов роз свисали сосульки. Свет факелов мерцал на тонком слое снега, а из котлов продавцов шел пар, насыщенный запахом какао.

Элиас улыбнулся. Он должен принести чашку горячего шоколада для Джозефины. Она любила напиток со сливками и корицей, достаточно густой, чтобы на верхней губе оставались молочные усики.

Он замер на месте.

В нескольких ярдах слева от него под крышей покрытой инеем беседки стояла Джозефина в окружении аристократов. Она взяла у конферансье три шара и держала их в руках в перчатках. Затем подбросила шары, пытаясь ими жонглировать. Один за другим они упали в снег. Зрители аплодировали. Она сделала реверанс, смеясь так сильно, что у нее заслезились глаза.

В горле Элиаса застрял комок. Он смотрел, как Джозефина ловит языком снежинки. Он оставался неподвижным зрителем, наблюдая, как она очаровывает людей своими выходками. Он не хотел провести свою жизнь здесь, пока она стояла там. Его место было рядом с ней. Он должен был быть с ней.

Огонь вырвался изо рта артиста, пламя увеличивалось в размерах, сталкиваясь с воздухом. Элиас вздрогнул. Он взглянул на Джозефину, и его желудок сжался, когда она встретила его взгляд. Выражение ее лица смягчилось. Она улыбнулась и помахала рукой.

Их жизнь так и будет продолжаться дальше, параллельно, никогда не пересекаясь. Джозефина станет миссис Дарлинг. Элиас примет титул своего отца. Они могут улыбаться и махать руками, как будто им не суждено жить с разбитыми сердцами, но ничто и никогда уже не будет прежним, и это будет не та жизнь, которой они бы хотели. Элиас ясно осознал все это. Ему нужно оторваться от нее.

Лучше пережить эту боль сейчас, чем долго страдать в ожидании разрыва.

Джозефина последовала за группой девушек к прилавку с горячим шоколадом.

На ней было платье – костюм шмеля и зеленый плащ, а локоны она закрепила золотыми заколками. Она снова засмеялась, и он понял, что ее смех – это лекарство, но это и бунт. Он разрушал барьеры.

Он делал самые страшные боли терпимыми.

Элиас продолжил свой путь к поместью. Он взобрался на крыльцо и вошел в бальный зал через двери внутреннего дворика, его шея покрылась колючками пота, когда его холодная кожа почувствовала тепло.

Зал с трудом вмещал всех приглашенных. Они танцевали на мозаичном полу и собирались возле оркестра, все они сверкали и переливались, как огненные блики на снегу. Элиас протиснулся мимо них. Он вдыхал ароматы вина, перемешанные с пряностями и парфюмом, в зале витал стойкий еловый аромат. Действительно, бал не был похож ни на один из тех, на которых ему доводилось бывать.

Сам воздух казался подкрашенным розами и шампанским.

– Мистер Уэлби, – пробормотала Энн с порога столовой. Она держала блюдо с пирогами с фаршем, ее новая форма была накрахмалена и отглажена. Дворецкий разрешил ей принести блюда из кухни, поскольку лакеи были нужны для подачи напитков. Такое доверие казалось ей большой честью, ведь ее обязанности горничной ограничивались помещениями для слуг.

– Оставь мне кусочек пирога, – подмигнул ей Элиас. Он направился к танцевальной площадке. До сегодняшнего вечера он не обращал внимания, что потолок бального зала переходит в купол, на котором изображены небесные врата с херувимами, выкрашенными в розовый и золотой цвета, и все это среди лавандовых облаков.

Миссис Дарлинг украсила пространство внизу канделябрами, бантами из шелковой бумаги и венками из остролиста и лавра. Гирлянды и омела, которой горничные и молодые леди старательно избегали, обвивали перила и свисали с дверных проемов.

Лорд Уэлби отделился от толпы и поприветствовал Элиаса быстрым кивком.

– Наши родственники гордятся тем, что принимают гостей, не так ли? – Его лицо оставалось отстраненным.

– Действительно, – сказал Элиас, в оцепенении наблюдая за экстравагантными гостями. В его ушах разливались звуки виолончели, слышалось шуршание юбок о мрамор. Он осмотрел толпу и заметил Себастьяна возле оркестра, беседующего с миссис Дарлинг и вдовой де Клэр.