Последние дни. Том 1 - Тим Пауэрс

Кути тоже посмотрел на него и негромко (и невесело) проговорил:

– Зовите меня Витамин.

Кокрен удивленно заморгал:

– Э-э… прости, что ты сказал?

– Так, пустяки, – вздохнул Кути.

Анжелика решительным шагом вышла из кухни, темные волосы, обрамлявшие ее бледное узкое лицо, развевались на ходу.

– Твой глаз Багси Сигела сработал, – сказала она Мавраносу. – Двое местных santeros, которым я только что позвонила, заметили мощный всплеск возбуждения у призраков, случившийся несколько минут назад, но Альварес из Винеса решил, что это случилось северо-восточнее его, а Мендоса из Алхамбры указал точно на запад.

– Голливудское кладбище? – предположил Пит.

– Несомненно, – согласилась Анжелика. – Получается, что мы спрятаны не хуже, чем прежде. По меньшей мере.

Она рухнула на диван и тяжело взглянула на Пламтри, сидевшую на полу рядом с Кокреном. Тот импульсивно обнял ее рукой за плечи, и она привалилась к нему; Кокрен сделал вывод, что в данный момент с ним была Дженис.

– Я почти уверена, девочка, что ваш диагноз у меня готов, – сказала она, – хотя жаль, конечно, что вы не прихватили из дурдома свою историю болезни. – Она обвела взглядом остальных, находившихся в комнате, – Кокрена, Кути, Мавраноса и Диану, – и сказала: – Боюсь, то, что я сейчас скажу, будет нарушением закона о врачебной тайне, но это очень серьезно касается всех остальных, и к тому же вы не заплатили мне сорок девять центов.

Анжелика встряхнула головой и улыбнулась, продолжая при этом хмуриться:

– Знаете, пока я была практикующим психиатром, я очень быстро поняла, что квалифицированные доктора, хирурги и тому подобные, очень боятся сообщать своим пациентам дурные новости. Они вызывают кого-нибудь из нас в свое отделение, якобы для консультации, и это всегда означает: «Не могли бы вы объяснить моему больному, что его рак неизлечим? Не возьмете ли вы на себя труд сообщить это его родным?» Поэтому мне много раз приходилось сообщать совершенно незнакомым людям, что ногу непременно нужно ампутировать, или извещать девочку-подростка, что ее отец умер. Мне всегда было очень тяжело, когда случалось нести такие вести. – Она отрывисто, принужденно хохотнула, дважды. – Ничего не понятно, да? Я к тому, что мне совершенно не хочется говорить то, что нужно будет сейчас сказать, хотя новости эти, в общем-то, иного сорта. – Пламтри открыла было рот, чтобы что-то сказать, но Анжелика вскинула руку. – Дайте мне договорить, мисс Пламтри. В вас действительно присутствует множественная личность, но не это самое… диковинное. С чего бы начать? Во-первых, я совершенно уверена, что вы присутствовали, когда ваш отец… ну, пусть будет умер.

Кокрен с запозданием заметил, что Анжелика принесла с собой из кухни стакан с каким-то питьем, возможно, текилой, и сейчас смотрел, как она отпила оттуда.

– Думаю, – продолжала она, – что вы стояли на тротуаре перед тем самым домом, с которого он упал; думаю, что он, падая, заделвас, и поэтому вы очутились в больнице с переломами. Почти наверняка день был солнечным, и поэтому он ассоциируется у вас с солнцем – отсюда ваши сновидения о солнце, падающем на вас с неба, и отсюда же, несомненно, ваши стрессогенные солнечные ожоги и суженные зрачки. Мы называем психические симптомы такого рода конверсионным расстройством.

Анжелика подалась вперед – но ее голова оказалась как раз над одной из жестянок для сбора воды, и следующая капля упала ей на темя. Она снова выпрямилась, сидя на диване.

– Все эти рассуждения принадлежат ортодоксальному врачу-психиатру Анжелике Антем Элизелд. А теперь будет говорить Bruja Angelica, del «Testiculos del Leon»[42]: я думаю, что за мгновение до смерти его тела, когда вы оба лежали на тротуаре, или где вы там оказались, он сумел все же взглянуть вам в глаза и… перепрыгнул через пропасть, забросил свою душу в ваше двухлетнее тело. – Она еще сильнее нахмурилась, уставившись на жидкость в своем стакане. – В результате вы в нежном двухлетнем возрасте лишились психической девственности, что, несомненно, оказалось сильнейшей травмой для вашего «я». Вряд ли домашняя жизнь в коммуне хиппи могла способствовать умственному здоровью, но, так сказать, спусковым крючком для возникновения множественной личности, несомненно, оказалось виртуальное насилие со стороны родного отца.

– Я все еще здесь, – осторожно проговорила Пламтри. – Валори не заставила меня выпасть из времени. Так что, пожалуй, это не такая уж плохая новость.

– Ну-у… – протянула Анжелика, вскинув брови, – новость состоит в том, что ваш отец бестелесен, но находится в вас, как один из клиньев, которыми пользуются, чтобы расколоть бревно по длине. И он не призрак, он жив, он никогда не умирал, никогда не испытывал психического усекновения, сопутствующего смерти. И отсюда почти наверняка следует, что именно он и был тем, кто убил Скотта Крейна.

– Мой отец жив, – произнесла Пламтри, определенно смакуя эту мысль. – Я непозволила ему умереть! Я поймала его – спасла его!

«И он Флибертиджиббет, – с тревогой думал Кокрен. – Дженис, прошу тебя, не упускай этого из виду».

Тут в двери черного хода что-то отвратительно заскрежетало; Кокрен подскочил и чуть не вскрикнул от неожиданности – Паук Джо протискивался в дверь, обдирая длинными жесткими щупами, приделанными к поясу, краску с косяков и дверного полотна, бормоча проклятья себе под нос. Преодолев дверь, он затопал по полу (Мавранос поспешно убрался с его пути), щупы цеплялись за ковер, стремительно разгибались и со звоном полосовали воздух, и в конце концов он тяжело опустился на пол около дивана. Вероятно, не отдавая себе толком отчета в собственных действиях, он после довольно продолжительных поисков нашарил колоду карт Lotería, оставленных Анжеликой, и принялся тасовать тонкие карты в ладонях, покрытых коричневыми старческими пятнами.

Анжелика снова повернулась к Пламтри.

– Вы знаете, что означают строки, которые процитировали несколько минут назад? – резким тоном спросила она. – Перечень импровизированных ненадежных и чрезвычайно краткосрочных защитных мер. «Я поворачиваюсь спиной, чтобы защитить живот» и так далее?

– Прошу вас, ни слова больше, – поспешно сказала Пламтри. – Нет, не помню, чтобы я что-то цитировала.

– Ну так вот, это отрывок из «Троила и Крессиды», – пояснила Анжелика, – шекспировской пьесы, которую относят к неудачным – в основном из-за того что в ней вроде бы нет особого смысла. Но некоторые спиритуалисты, медиумы, brujas y magos (из настоящих) хорошо знакомы с этой пьесой.

– О чем она? – спросил Кокрен сдавленным голосом, потому что венчальная часовня в Лас-Вегасе, где он зарегистрировал брак с Ниной Жестен Леон (возлюбленной утраченной Ниной), называлась «Трой и Кресс», и на следующее утро с ним случилась первая из тех галлюцинаций, от которых подкашивались ноги и опускались руки, с явлением громадного мужчины в маске.