Попаданка с улицы Грёз - Алина Лис

Вместо белого платья на ней был уже не очень свежий монашеский балахон. Но больше одеяния смущало странное ощущение нечистоты — все произошло так стремительно, что у Катрин даже не было времени заглянуть в купальню. 

И вместо гостей была толпа монашек, что еще совсем недавно пялились и тыкали пальцами. Взгляды — презрительные, насмешливые, любопытные. Снова осуждающий ропот… 

И только жених был шикарен. 

Подтянутый и элегантный, с благородной проседью в темных волосах, он держался с такой самоуверенностью, словно был по меньшей мере принцем инкогнито. Это проскальзывало в каждом жесте в каждом взгляде. И Катрин замечала на лицах недавних сестер по обители неприкрытую зависть.  

“А вот выкусите, стервы! — подумала она с неожиданным злорадством, делая шаг навстречу некроманту. — Он мой и только мой!” 

Она протянула руку, и Тайберг принял ее, мимоходом коснувшись пальцев губами. Под шепотки монашек они проследовали к алтарю. 

Обряд проводила сама настоятельница. Ее губы превратились в тонкую нитку, а от взглядов, которые она бросала в стороны бывшей любимицы, вполне могло скиснуть молоко. 

Быстрый речитатив ритуальных фраз, неизбежный вопрос и такой же неизбежный ответ:

— Клянусь.

— Можешь поцеловать невесту, — прошипела настоятельница Тайбергу с таким видом, словно желала подавиться. 

Руки некроманта легли на талию Катрин. Бывшая монашка подняла взгляд на своего мужа и застыла. На мгновение ее накрыло то самое ощущение, что должно жить в душе каждой выходящей замуж по любви женщины. Теплое шальное счастье, легкая грусть по прошлой жизни, которая теперь изменится безвозвратно и предвкушение чего-то особенного впереди. 

А еще восхищение и нежность, желание сделать этого мужчину счастливым. Рожать ему детей и просто быть с ним. В достатке и бедности, радости и горести… 

И плевать, что Хаген ее не любит, что изначально привязал лишь потому, что считал шпионкой, которую не жалко. Все получилось так, как получилось, и Катрин благодарна судьбе за все. 

Губы некроманта искривила сардоническая ухмылка, он наклонился ближе и шепнул: 

— Покажем этим святошам, что такое настоящий поцелуй, страстная моя? 

Спросить, что он имеет в виду, Катрин не успела. Хаген накрыл ее губы своими и… 

Ох, это было восхитительно. А еще абсолютно непристойно. Язык мага ворвался в ее рот в откровенной пародии на совокупление, напоказ. Руки притиснули монашку ближе, и бедрами Катрин ощутила, что ее муж вполне готов к тому, чтобы перейти к супружескому долгу прямо сейчас. А неутомимый язык все двигался — напористо, страстно, распутно. Словно обещал, как именно это случится — совсем скоро. Внизу живота сладко стрельнуло, Катрин застонала ему в губы, обмякая в сильных объятьях.

— Довольно! — возмущенный рев настоятельницы вырвал из сладкого дурмана. 

Катрин отпрянула, задыхаясь. Поймала лукавые смешинки в темных глазах некроманта.

Весело ему, гаду… 

— Вы что устроили?! — разорялась между тем пресветлая мать. — Здесь храм, а не бордель! 

— Так и мы законные супруги в освященном богами браке, а не распутники какие-нибудь, — Тайберг по-хозяйски приобнял бывшую монашку. — Ладно, у вас тут хорошо, но мы, пожалуй, пойдем. Мне не терпится консумировать брак, и желательно на просторной и мягкой постели. 

— Тебе просто нравится их бесить, — мягко упрекнула его Катрин пока они шли к выходу через строй пресветлых сестер. Стоящий в воздухе недовольный ропот походил на гул разбуженного пчелиного роя. 

— Ты меня раскусила, догадливая моя.

— Зря… — она вздохнула. — Пойдут слухи.

Хаген отмахнулся.

— Они пойдут в любом случае но пусть святоши запомнят, что ты уходила победительницей. Поехали домой, моя сладкая. У меня еще два желания, и множество ну очень непристойных фантазий… 

*** 

— Вы были правы, сэр. Она уехала на поезде.

Миллиардер смерил подчиненного взглядом.

— Разумеется, я был прав. Кажется, я единственный в этом здании, кто хоть иногда использует мозг по назначению. 

Ледяной тон был призван скрыть клокотавшую внутри ярость. Такого щелчка по носу Анри (а вернее Аннор, но это имя принадлежало другой жизни и другому миру) не получал уже лет двадцать. 

Спешно вызванный в офис целитель залечил ожоги. Но несмотря на принятый душ и полную смену одежды казалось, что все вокруг пахнет супом. Анри сомневался, что хоть когда-нибудь сможет притронуться к похлебке по-литайски.

Он впился взглядом в лицо секретаря, выискивая намек на улыбку, но тот смотрел на него спокойно и выжидающе. Умный парень.

— Поднимай службу безопасности, свяжись с капитаном, подготовь график движения поезда со всеми остановками. Проследи, чтобы отряду выдали защитные амулеты и предупреди, что девица владеет магией. Мы перехватим ее по дороге. У тебя пять минут. 

Секретарь поклонился и исчез. Анри проводил его взглядом и снова потянулся к флакону с парфюмом. 

Запах проклятого супа пробирался сквозь резкий шипровый аромат. Поддразнивал, напоминая о сегодняшнем унижении. 

Да, именно унижении. И пусть за годы выживания в этом мире изгнанному принцу аваров с избытком пришлось хлебнуть и куда более болезненных для самолюбия вещей, за последние годы Анри отвык от этого чувства. 

Поделом. Не стоило забывать, что Даяна Эгмонт — опасный противник. 

От мыслей о ней Анри снова окатило привычной смесью восхищения, раздражения и бессилия. Когда изгнанный принц узнал условия снятия проклятья, то лишь рассмеялся. Что может быть проще, чем влюбить в себя женщину? Особенно, когда ты молод и хорош собой. Позже к этим достоинствам Анри добавил огромный капитал. Высокий статус сам собой шел в довесок к деньгам, ресурсы означают власть. У Анри было все, чтобы покорить любую женщину. 

Но этого оказалось недостаточно.

А последние новости о шагах слишком деятельного лорда Фицбрука подсказали, что еще немного и будет поздно. Даяна ускользнет из рук, как мираж. Поманит обещанием свободы и растает. 

Проклятье, чего ей не хватает — этой сумасшедшей, упрямой, вздорной диббучке?! Он пробовал ухаживания, угрозы, деловой подход, но Даяна хотела только одного, чтобы он оставил ее в покое. 

Что же, у Анри осталось последнее и самое верное средство. Запереть девушку.  И сломать. 

Отобрать любимые игрушки, лишить общения со всеми, кроме самого Анри. И наказывать всякий раз, когда она попробует взбрыкнуть. 

Нет, он не причинит ей вреда! Пальцем не тронет. Насилие подкармливает ненависть, жажду борьбы. Анри же от диббучки нужно совсем другое. 

Однообразная еда, полное отсутствие развлечений или новых впечатлений, скука — все это способно свести с ума и куда менее деятельное создание, чем Даяна Эгмонт.