Тень фараона - Сантьяго Мората

– Тебе нравится путешествовать, жизнь моя? Осталось совсем немного, скоро мы отдохнем в прекрасном храме и будем молиться Атону не среди пустыни, а перед достойным его алтарем. Не волнуйся, с нами ничего не случится. Мы далеко, очень далеко, в новой земле, где нас никто не знает. Мы остановимся в храме. Ты будешь моей царицей и моей богиней. А я – твоим рабом. Ты будешь моим светом, а я – твоей тенью. Ты будешь украшать мой день, а я – охранять твою ночь, и нам никто не будет нужен. Только ты, Атон и я.

И несколько кратких мгновений ее глаза говорили за нее, и я чувствовал себя в раю.

Был самый жаркий месяц сезона Ахет, стоял невыносимый зной. В то время как жители Египта благословляли разлив Нила, мы сражались за то, чтобы выжить и не потерять рассудок. Днем, если мы не находили тени, где можно было бы укрыться и поспать, мы с трудом продолжали путь. Мы в основном шли ночью, но силы наши таяли, и мы продвигались вперед все медленнее.

По ночам я охотился, и мне удавалось раздобыть кое-какую еду, чтобы мы могли восстановить силы, но нехватка воды ощущалась все острее, и лошади начали слабеть.

Я знал, как выжить в пустыне, и в отсутствии источников и колодцев находил необходимую для наших тел жидкость в корнях некоторых растений, попадавшихся нам все реже, а также другими способами. Поначалу жажда поселилась только в наших головах, в которых появлялись мысли об амфорах, полных прозрачной воды. Потом стали пересыхать наши рты, и вскоре мы уже ощущали сильную жажду, потому что жара усиливалась.

Однажды ночью на нас напала стая львов. Они мгновенно поняли, которая из лошадей слабее. Им удалось на какое-то время рассеять табун и отделить несчастное животное, на которое они набросились так, словно были единым существом. Мне едва удалось собрать остальных лошадей и продолжить путь под звуки кровавого пиршества.

Нефертити не любила ночь, и было понятно почему: ночью исчезало то, что было ей всего дороже, – солнце. Особенно после нападения львов, которого она не видела, хотя, услышав нервное ржание лошадей и довольное рычание хищников, наверняка все поняла. После того как мы с ней настолько сблизились, что мне порой казалось, что я в любой момент могу пробудить ее разум, я прилагал все усилия, чтобы она больше не отдалялась.

Прошло еще две ночи, прежде чем я окончательно уверился, что львов поблизости нет. Однако я понимал, что они не упустят такую соблазнительную и тем более такую легкую добычу. Но в данный момент они были сыты и дали нам передышку. Поэтому в одну из ясных лунных ночей я подошел к Нефертити и, обняв ее, ласково заговорил:

– Моя царица, открой глаза. Взгляни, какая красота вокруг! Не прячься от ночи, потому что темнота тоже может быть прекрасной, а сейчас еще и светит луна. Не страшись темени, мы шли под ее покровом много ночей, и с нами не случилось ничего дурного, напротив, она защищала нас и придавала мне сил, как тебе дает их солнце. Взгляни, как сияет луна, кажется, что она стремится победить мрак с тем же упорством, что и сам Атон. Взгляни, как с ее появлением оживают крошечные существа подобно тому, как мы оживаем с появлением солнца. Посмотри, в них нет злобы. Учись у них. Ты увидишь, что они безгрешны, ведь даже львами, которые набросились на нас, руководил только голод. Я сам, не испытывая злобы, охочусь на животных, которых мы едим. Здесь нет злых духов, за исключением преследовавших нас, а их я, к счастью, уничтожил. Те, кто обитает здесь, заботятся лишь о пропитании и сохранении жизни… такой же уязвимой, как наша. Даже самые мерзкие звери безгрешны по сравнению с нами… с родом человеческим.

Мне удалось добиться того, что она устремила взгляд во тьму. Сначала она ничего не могла разглядеть, так как всегда смотрела лишь на солнце и на свет и не умела воспринимать отсутствие первозданного света, не могла жить без этого света, света Эхнатона, и потому избегала мрака.

Смотрела она недолго, но в следующие ночи я заметил, что она старалась охватить взглядом все больше пространства, постепенно привыкая к темноте.

И ночь полюбилась ей.

Через несколько дней с пеной у рта пал еще один конь. Не в силах помочь бедному животному, мы бросили его. Я не стал терять драгоценное время даже на то, чтобы помочь ему достойно умереть. Я боялся разбить сердце Нефертити и к тому же понимал, что скоро сбегутся хищники, и если конь еще будет жив, он не даст просто так сожрать себя, ибо нет животных более благородных и отважных, чем лошади. Я не знал, кому молиться, и молился всем богам сразу, чтобы они спасли Ка бедного животного.

Нефертити продолжала таять, а я сам еще не осознавал, насколько утомлен. Я выбивался из сил, напрягая измученные мышцы, не позволяя зажить глубоким ранам, приносящим мне невыносимые страдания. Темные круги под глазами, открытые раны на коже, растрескавшиеся губы, онемевшие руки и ноги… Я хорошо знал эти симптомы и понимал, что должен срочно найти какое-нибудь решение.

Когда от жажды начинала кружиться голова и очертания предметов теряли четкость, меня охватывала паника. Если я лишусь способности рассуждать, мы окажемся игрушкой в руках любого разбойника, которых немало в пустыне. К тому же ясность мыслей необходима, чтобы мы не стали ходить кругами. Пока я еще сохранял способность ориентироваться, но не знал, надолго ли меня хватит.

Я постарался успокоиться. В ту ночь я убил одного коня. Осталось только три. Я сделал это тайком, чтобы Нефертити не могла ничего увидеть и услышать. Мы устроили настоящий пир, позволивший нам восстановить силы, и за несколько дней я надеялся преодолеть значительное расстояние и найти хоть немного воды или набрести на людское поселение, где мы могли бы отдохнуть. У меня были при себе ценные вещи, которые дал мне Эйе, за них мы могли бы купить еду и, если понадобится, молчание. Однако приходилось продвигаться вперед с осторожностью, ибо жители пустыни не дремали. Я не сомневался, что за сообщение о том, где мы находимся, было обещано вознаграждение, только так нас можно было отыскать в пустыне, где никто не признавал законов и не был предан правителю. Залогом сотрудничества с фараоном служила жажда наживы.

И мы пустились в путь. Из‑за невыносимого зноя мясо очень быстро испортилось, но благодаря ему мне все же удалось вселить в Нефертити некоторую надежду, я постарался убедить ее, что наши дела идут гораздо лучше, охотиться стало легче и скоро мы доберемся до храма, который ищем.

И впрямь, развязка стремительно приближалась. Что касается меня, будь я здесь один, без труда смог бы выжить, но заботиться о Нефертити становилось все тяжелее. Я так и не оправился от ран, день ото дня мне становилось хуже. Рана на ноге открылась и, похоже, начала воспаляться.

Я потерял счет дням, проведенным в пустыне, и задавался вопросом, не пора ли нам встретить признаки жизни, пусть и скудной. Разум мне подсказывал, что мы преодолели огромное расстояние, мы вполне могли уже пересечь пустыню по эту сторону Нила (и даже бесконечные ливийские пески), однако я чувствовал, что мой рассудок стремится бежать от моего сознания, и лучше, чем когда-либо, понимал Нефертити. С каким удовольствием я предался бы сладкому безумию! Но от меня зависела жизнь Нефертити. К тому же я был убежден, что еще не выполнил своего предназначения в этой жизни, сколько бы мое Ка ни призывало меня бежать из этой негостеприимной земли, где находилась моя любовь. Ради нее я не должен был сдаваться, как и у нее, у меня не осталось сил на то, чтобы вернуться, и мы оба неминуемо погибли бы в пустыне, а наши души были бы съедены зверями. Вот почему тот отважный солдат попросил меня его прикончить!