Мед для медведей - Энтони Берджесс

– Вы имеете в виду, что я пришел к вам в гости больной и отплевывающийся кровью? И без зубов? – Пол глухо застонал, застигнутый новым приступом боли. Он посильнее обхватил свой многострадальный живот и закачался из стороны в сторону, стараясь слиться со стеной. – Вот они, методы работы советской полиции, – заявил он. – Думаю, воскресные газеты не откажутся от такого материала.

– Что вы, – улыбнулся Зверьков, – мы ликвидируем все следы насилия. Мы вас побреем, пострижем, вымоем, оденем в хороший костюм. Вы у нас станете истинным английским джентльменом.

– Без зубов.

– Ну… какое-то количество зубов у вас все-таки есть, – рассудительно произнес Зверьков, – а что касается остальных, то их у вас и не было. Вы приехали в нашу страну уже без зубов.

– А почему тогда ваш коллега прослезился?

– Он жалеет вас. И плачет о заблудшей душе, погрязшей в первородном грехе. Ему стало очень грустно при мысли об английском джентльмене, который прибыл сюда без передних зубов и собирался причинить вред нашей экономике. Правда, последнее, ввиду ряда обстоятельств, он сделать не сумел.

– Вы давно были в кино? – полюбопытствовал Пол.

– А, понял, – обрадовался Зверьков, саркастически улыбаясь, – сейчас мы сядем за стол, как старые добрые друзья, и обсудим проблемы нашего кинематографа? – Он обошел свой стол и сел. Карамзин остался стоять. Он уже не был похож на виноватую собаку. Скорее это был насторожившийся дикий зверь. Пол не двинулся с места. В углу он чувствовал себя как-то увереннее.

– Вовсе не как друзья, – заметил он. – Просто у вас показывают документальный фильм. Я сам видел его в кинотеатре «Баррикада». Это о возвращении делегации советских музыкантов из Англии. Мы плыли на одном судне. И на берег сходили вместе. Так вот, в этой кинохронике показали не только музыкантов, но и меня. Вероятно, ошибочно приняли за одного из членов делегации. Там есть один примечательный кадр: моя физиономия заняла весь экран, а радостная улыбка наглядно подтвердила, что в момент прибытия в вашу страну у меня все зубы были на месте. И в полном порядке. – Пол улыбнулся, чтобы наглядно продемонстрировать, как он улыбался в камеру «Ленфильма», или кто там снимал эту хронику, но сообразил, что выглядит ужасно, и решил повременить с улыбками до лучших времен. Зверьков и Карамзин слушали рассказ с напряженным вниманием. – Меня видели, – говорил Пол, – миллионы советских граждан. Возвращение из зарубежной поездки делегации советских музыкантов, должно быть, весьма значительное событие. Его будут помнить долго. Думаю, эти кадры увидит и ваша провинция. Не исключено, что как раз сейчас фильм смотрят в далекой Сибири. Он определенно останется в архивах киностудии, как подтверждение того, что я прибыл в вашу страну с полным комплектом зубов.

– Вранье, – ухмыльнулся Карамзин.

– А вот и нет. – Пол медленно и устало покачал головой. Более резкие телодвижения вызывали сильную боль. – Пойдите и проверьте, садисты… сволочи.

– Полагаю, что это правда, – сухо произнес Зверьков, – скорее всего, в этот раз он не врет. Англичанин, – пояснил он Карамзину, – не смог бы придумать такую историю. У него не хватило бы воображения. Англичане здорово отличаются от нас, во всяком случае сейчас. Они были похожи на русских во времена королевы Елизаветы I, когда подарили миру Шекспира, но с тех пор… – Зверьков несколько раз энергично кивнул, прижав подбородком кадык. – Не сомневайся, он говорит правду. Что ж, – его голос взлетел на неожиданно высокую ноту, – ничего страшного не произошло. Просто нам следует отправить вас как можно скорее в Англию. – Зверьков стремительно вздернул голову и энергично тряхнул ею, как молодая кокетка, откидывающая с лица непослушные локоны. – Мы погрузим вас на первое же подходящее судно.

Карамзин сел и, всем своим видом выражая крайнюю степень раздражения, принялся грызть ногти.

– Прежде всего, – твердо проговорил Пол, – вы должны забрать из больницы мою жену. Без нее я никуда не поеду.

– Мы уже не впервые слышим о вашей жене, – буркнул Зверьков, – но еще ни разу не имели удовольствия ее видеть. Может быть, это очередная ложь? Так где, вы говорите, она находится?

– В Павловской больнице.

– Ладно, ладно. Мы позвоним. Карамзин позвонит и все выяснит. Или это сделаю я. Не важно. Если вы сказали правду и ваша жена действительно в Ленинграде, значит, мы отправим в Англию двух человек. Да… – протянул он, рассматривая документы Пола, – действительно, здесь у вас два обратных билета с открытой датой. Посмотрим, не исключено, что мы зря о вас думали так плохо. Может быть, вы не все время лгали. – Зверьков выглядел усталым и расстроенным. – Кто знает? Разве можно заглянуть в человеческую душу?

Камера, куда посадили Пола, была маленькой и в меру грязной. Зато атмосфера в ней царила удивительно жизнерадостная. Нового узника встретили три веселых и очень довольных жизнью арестанта. Они тепло приветствовали Пола, а разобравшись, что он настоящий англичанин, принялись по очереди тискать его в крепких медвежьих объятиях.

Двое из них, судя по их рассказам братья, были задержаны за организацию беспорядков при распитии кваса. Полу очень понравились эти парни – молодые золотоволосые гиганты, сильные, уверенные в себе, компанейские, веселые. Рядом с ними Пол даже забыл, что находится в самой настоящей тюрьме. И запах от них исходил удивительно благотворный – нестираиых носков и кваса, вернее, не самого кваса, а составляющих его элементов – ржаной муки и солода.

Третьим арестантом был крепкий старик, одетый в рваную пижаму. В его штанах отсутствовала резинка, поэтому он был вынужден подпоясаться обтрепанной полоской ткани, связанной из множества коротких кусочков, судя по всему оторванных снизу от штанин, которые теперь доходили ему только до колен, открывая волосатые йоги с варикозными узлами вен. Еще он обладал искусственным глазом, застывшим в стеклянной неподвижности, в то время как его живой собрат, казалось, наслаждался жизнью за двоих. Старик определенно был виртуозным мимом. Братья хохотали до слез, наблюдая за представлениями этого театра одного актера.

Специально для Пола старый клоун, помнивший, что Англия – христианская страна, изобразил сцену распятия на кресте. Он дергался, рвался и как безумный вращал левым глазом, цепляясь голыми ногами за перекладины нижней койки, а руками – за верхнюю. В камере было только четыре койки, расположенные в два яруса, и ведро. Больше ничего.

Братья полюбопытствовали, за что Пол угодил за решетку.

– Нет денег, – объяснил Пол и для верности вывернул карманы. – Придется сегодня ночевать здесь. Без денег меня не пускают в отель.

– А завтра? – спросил один из них.

– Ничего не знаю, – пожал плечами Пол. Будущее представлялось ему безрадостным. Он уедет обратно в Англию без зубов (частично), без денег (полностью). Ему предстояло провести ночь в советской тюремной камере, поскольку не было средств заплатить даже за самый невзрачный номер в гостинице, а перед этим он был избит, едва не выпал из окна в рабочем районе Ленинграда, убедился в собственной импотенции и был подвергнут допросу в тайной полиции. За последние дни с ним произошло еще немало интересного, но у Пола не было сил даже думать. Ему хотелось только чего-нибудь поесть и завалиться спать.