Внизу наш дом - Сергей Калашников

– В курсе, в курсе. Но мы, если лили не то – молились, чтобы об этом никто не узнал. А что ты вообще забыла в этом Запорожье?

– Как что? А кто, по-твоему, должен был поставить на двигатель генератор? С какого причиндала, спрашивается, приборы подсвечивать? Фару посадочную что, ацетиленовую ставить?

– Ты бы ещё и винт изменяемого шага попросила!

– А кто сказал, что не просила? Но на это уже моей влиятельности не хватило. Или просто не было производственных мощностей? Да и смеялся Автандилович над самой идеей боевого применения У-2. Тебе, вон, сразу поверили, потому что ты летал со свистом задом наперёд, а я что? Девочка – божий одуванчик. Всего и достоинств, что крестиком вышиваю да на швейной машинке умею. И вообще, вы, мужчины, такие противные!

– Интересно, а кто тебе про «задом наперёд» рассказал?

– Валерий Палыч, конечно. Когда учился у тебя на курсах в Воронеже.

Я всегда млею от этой женщины – она ведь сейчас говорит не только при Журбе – ещё ряд товарищей делает вид, что находится тут по делу. Видимо, вознаграждает себя за семь лет сдержанности. Не ряд вознаграждает – Мусенька.

– Какой Валерий Павлович? – севшим голосом уточняет Журба.

– Чкалов, конечно. От кого он ещё узнает про тактику воздушного боя, если сам никогда не воевал? Только от Шурика!

Не на шутку растаскало мою золотко. Она сейчас явно не в себе.

– А может, я вам новых самолётов достану. И пилотов из нового пополнения пришлю. Это ж, чай, не истребители! – исключительно неудачно вклинился Журба.

– Что вы себе позволяете, майор! – вот теперь перед нами реально злая Мусенька. А это – стихийное бедствие. Вернее – полная катастрофа. – Вы представляете себе, что значит в наше время выцарапать тридцать специально подготовленных машин и обучить тридцать экипажей! Да эти девочки весь театр военных действий знают назубок вплоть до последнего колодца. Они с горизонтального полёта вам на фуражку могут нагадить не хуже голубя. А бомбы? Где мои бомбы? Где, я спрашиваю, мои бомбы!

В этот момент я понимаю, что жизнь Журбы в серьёзной опасности, и встаю между супругой и её жертвой.

То, что она разговаривает со старшим по званию, её не остановит. Размажет по стенке – я её знаю.

– Шурик! – Меня тут же ласково трогают за плечо. – Ты ведь дашь мне четверку слетать в штаб. Нужно пожаловаться товарищу Мичугину.

– Не дам. День на дворе, а небо мы так и не очистили. Лети на мошке вместе с Бю – она прикроет, если что.

– А меня не подкинете? – спохватывается Журба.

– Боливар двоих не вывезет, – отвечает Мусенька, снимая руку с кобуры – а дело действительно было серьёзным.

На летное поле садится в полном составе эскадрилья Ахтямова – с моих плеч словно снимают непосильную ношу.

* * *

Полк стремительно обрастает мышцами. Возвращение самолётов вместе с лётчиками происходит быстро – заполняются ранее подготовленные стоянки, оживлённее становится в столовой, энергичней шевелятся техники. Пока проходит этот радостный процесс, опишу структуру своей части – она нехарактерна для авиаполков этого времени.

Организационно полк состоит из трех боевых эскадрилий по восемь машин в двух звеньях по две пары. Это двадцать четыре самолета, ещё две пары – командирская, то есть моя, и штурманская, она же разведывательная. Своеобразный резерв или авангард полка при перебазировании, в зависимости от обстоятельств. Эти двадцать восемь самолётов непосредственно предназначены для боевого использования.

Последняя отдельная пара летает на УТИ-17С – спарках. Лучший вариант с мотором М-105 мне не достался – в моих стоят менее мощные М-103, но увезти в курсантской кабине двоих или четыре сотни килограммов груза можно. Зачем они? Вывезти пилота, севшего на вынужденную, прорваться за топливом или боеприпасами, срочно доставить запчасти – и это в условиях активного противодействия противника. Война ведь состоит из череды непредвиденных случаев. Летают на этих машинах мой заместитель и снабженец. Не обязательно всегда парой, Машины эти вооружены двумя ШКАСами и двадцатитрёхмиллиметровой пушкой. Могут нести шесть реактивных снарядов или столько же двадцатикилограммовых бомб под крыльями, что крайне полезно в отдельных случаях. Участие в боевой работе для этих самолётов тоже не исключено. Словом, эта пара предназначена на непредвиденный случай, на срочную надобность, которых так много случается на войне. В нормальной обстановке их место – под чехлом.

Четвёртая эскадрилья безоружна – три транспортника ДС-3, посыльно-пассажирский Мо-4, бывший САМ-10 и связной У-2.

А вот в Мусенькином полку на транспортниках сверху установлены турельные ШКАСы с круговым обстрелом. Ну, так у неё вообще был канал добычи этих пулемётов, а у меня только синхронные варианты – не все мои запросы нашли понимание у руководства.

Тем не менее, всё это богатство возвращалось в течение дня. Четвёртого дня войны. Долго они не засиживались – звено за звеном уходило к Пруту прикрывать то бомбардировщики, то штурмовики. Мне было не до полётов – хлопот заметно прибавилось. Замкомполка прибыл только в сумерках на УТИ-17С, конвоируя тихоходный транспортник, доставивший нашу полуторку.

У ночников дела с восстановлением численности шли медленней, но тоже не прекращались. Этой ночью они даже летали на свободную охоту – топили плавсредства на Пруте десятикилограммовками. Если кто не знает – это семидесятишестимиллиметровый осколочный снаряд с приваренным стабилизатором и взрывателем именно для бомб. Девчата брали их по десять штук и сами находили цели или на реке, или на правом, румынском, берегу. А нечего курить или костры разводить! Впрочем, некоторые израсходовали не всё – так и садились с частью бомб, когда заканчивалось горючее. Доложили о начале возведения моста в другом месте и отметили прибытие к нему восьмидесятивосьмимиллиметровых зениток. Видимо, немцы всерьёз озаботились переброской войск для удара на Бельцы и сами взялись за организацию обороны переправы.

Утром я направил штурмана с ведомым на разведку – наши фотографии командованию понравились, и оно заказало ещё. Два звена ушли поискать добычи к известным нам аэродромам на той стороне, а остальные ждали приказа на сопровождение бомбардировщиков или штурмовиков. Вместо приказов прилетел Мичугин – начальник авиации армии. Хотя поговаривают – ему пока подчиняется авиация всего фронта. На фронт поставили, судя по слухам, Тюленева, но он где-то далеко и пока не полностью взял управление в свои руки.

– Мне доложили, что ты самого генерала Чкалова пилотированию обучал? – Федор Георгиевич только что выскочил как ошпаренный из палатки, где после всенощного бдения отдыхают девушки-штурманы. Визгу было…

– Не пилотированию. Делился с ним сведениями о тактике фашистской авиации. Да, у себя в школе – он прилетал на пару недель, интересовался и многим мне помог.

– Воронежская школа фигурного пилотажа и спортивной стрельбы, – хмыкнул Мичугин. – Наслышан. То есть я уже навел справки, – вдруг изменил он тон с покровительственно-начальственного на повествовательно-деловой. Самые толковые комэски-истребители отозвались о ней одобрительно.