Мистер Пропер, веселей! - Василий Богданов

– Что ты имеешь в виду? Я не понимаю, – Анна Геннадьевна скрестила руки на груди, отставив бокал с недопитым вином.

– Я не знаю, да взять хоть моё вступление в «Великую Россию»! Ведь на самом деле я совершенно не разделяю взгляды этих людей на государственное устройство. Я считаю именно их ответственными за бюрократию и коррупцию в стране и за то, что они убили самую возможность появления новой свежей силы, способной на свободное высказывание. Любое политическое инакомыслие истреблено под корень. Они сами закупорили себя в душной консервной банке, и, когда в этой банке не останется больше еды, – они станут жрать друг друга, ввергая страну в хаос междоусобных войн.

Анна Геннадьевна опешила: ей раньше просто не приходила в голову мысль о том, что Николай Иванович может отвергнуть блестящую возможность, за которую она на его месте схватилась бы, не задумываясь.

– Друг мой, – собравшись с мыслями, сказала она, – ты думаешь… ты думаешь, мне нравилась КПСС или… или комсомол? Отнюдь. Я тоже прекрасно понимала, что именно они, да, они несут ответственность за нищенский уровень жизни населения. Мне… мне очень хотелось всё поменять и сделать так, чтобы в нашей стране не только я, Сергей Михайлович и кучка бюрократов жили достойно, а чтобы все, все советские люди, включая моих родителей, мечтали… мечтали о чём-то большем, чем колбаса и икра! Что я должна была предпринять? Стать диссиденткой и… и закончить свои дни в психиатрической лечебнице? Эмигрировать заграницу? Нет. Невозможно… невозможно сломать систему снаружи, её можно перестраивать только изнутри, для чего нужно внедриться, да, внедриться, поступившись какими-то своими идеалами на время. Это называется принцип… принцип айкидо – не идти в лоб на таран, а использовать силу противника, который заведомо больше, да, больше и мощнее тебя, против него же!

– Иными словами, от меня потребуется определённый «прогиб», – уточнил Николай Иванович.

Анна Геннадьевна пожала плечами:

– Вся… вся беда умных и достойных людей в том и состоит, что они брезгливы, да, брезгливы – боятся лишний раз лизнуть… лизнуть задницу, и власть в итоге захватывают наглые тупые жадные циники! Ты бы хоть раз, хоть раз близко взглянул на всех этих деятелей, с которыми мне частенько приходится сталкиваться. Их рожи! Видел бы ты их рожи! – она взяла бокал за ножку и сделала несколько крупных глотков, осушив его. – Честных интеллигентных лиц – одно… одно на тысячу! Да, это так. А почему? Потому что вы, умные и достойные люди, сидите… сидите по ресторанам, по кухням, по интернетовским форумам и целыми днями переливаете из пустого в порожнее – как бы нам эдак вот, эдак вот взять да и обустроить Русь!

Возбудившись, Анна Геннадьевна схватила бутылку вина и наполнила бокал до краёв.

– И пока вы… и пока вы критикуете и ругаете этих засранцев, они на глазах у вас обустраивают, да, обустраивают Русь на свой манер. И даже не обустраивают, а наглым образом, наглым образом потрошат. Но вы… вы этого как будто не замечаете, потому что сидите в дорогих ресторанах, едите фуа-гра и устриц, и в вашей… в вашей среде поругивать правительство уже стало просто модой, пустозвонством, которое никого ни к чему не обязывает. Да. А если бы вы только увидели изнутри, как дело обстоит на самом деле, вам стало бы стыдно! Стыдно за выбранный вами путь невмешательства, – Анна Геннадьевна выпила залпом полбокала и, сокрушённо покачав головой, продолжала: – Но вы не увидите, не увидите, потому что боитесь испачкать ваши чистые лакированные ботинки во всей этой политической… политической грязи.

– Аня! – Николай Иванович, никогда ранее не видевший жену в таком возбуждении, поспешил подняться из-за стола и обнять её крепко за плечи. Она прятала на груди пустой уже бокал и расстроенно глядела прямо перед собой.

– Послушай, – сказал он, – да ради тебя я готов на что угодно, даже на баррикады!

– Баррикады… баррикады – это полнейшая глупость, – рассудительно отвечала Анна Геннадьевна, – ни серьёзное революционное движение, ни новая партия, не зависимая от власти, на сегодняшний день… на сегодняшний день невозможны. Поэтому-то вам, молодым, талантливым, умным, если вы хотите… хотите хоть что-нибудь изменить, остаётся только одна дорога – в партию «Великая Россия». И уже там, там на месте, когда добьётесь должностей и постов, да, вы сможете потихоньку, шаг за шагом делать свою незаметную на первый взгляд работу по изменению системы!

– Ничего не поделаешь, – сказал Н. И., потирая свой правильный нос, – ради тебя я готов притворяться и лгать.

– Знаешь, друг мой, – Анна Геннадьевна взяла мужа за руку, – мне так приятно будет видеть тебя там, – она подняла глаза и улыбнулась, – знал бы ты, какую страшную… какую страшную рожу заменишь в случае победы!

– Какую?

Анна Геннадьевна, до этого момента державшая в тайне от Николая Ивановича сведения о сопернике, решила, наконец, открыть карты:

– Самого Анатолия Петровича Державина!

– А кто это? – спросил он. – Я, кажется, краем уха что-то слышал о нём.

– С сегодняшнего дня никто, – загадочно улыбнулась она. – Загляни в интернет.

После ужина Николай Иванович зашёл на портал городских новостей и прочёл заголовок статьи «Партбилет на стол!». В статье речь шла о том, что городская Дума сегодня отклонила решение, продвигаемое партией «Великая Россия», и что, скорее всего, ответственность за случившееся возложат на руководителя депутатской группы, которому, по всей видимости, грозит в ближайшем будущем исключение из партии.

– Ух ты! – произнёс Николай Иванович, и Анна Ивановна решила, что восклицание относится к содержанию статьи, однако в действительности Н. И. не мог удержаться от возгласа при виде фотографии Анатолия Петровича, прилагавшейся к тексту.

Гаврилов узнал человека, с которым случай недавно свёл его на месте дорожной аварии, и данное обстоятельство показалось вдруг Николаю Ивановичу роковым и зловещим совпадением, замыкающим цепочку абсурдных событий, начавшихся с появления призрака.

В октябре Николай Иванович с головой погрузился в деятельность, связанную с выборами: он целыми днями пропадал в штабе и на встречах, общаясь с пиарщиками, доверенными лицами, представителями избирательной комиссии. Эта новая активность захватила его, привнеся в жизнь свежее ощущение, которого ранее он не испытывал, – ощущение стремительного взлёта.

Ещё вчера о тебе писали только сухие бизнес-справочники в графе «Руководитель», а уже сегодня интересуются газеты и телеканалы. Несколько дней назад ты был просто Н. И., и незнакомый человек, общавшийся с тобой в прошлом году, теперь вряд ли припомнил бы твоё имя, а сейчас всё не так – тебе звонят и пишут сообщения люди, которые вместе ходили с тобой в садик, в школу, институт, играли во дворе, посещали секцию лёгкой атлетики, подписывали деловые контракты, устанавливали сантехнику, продавали автомобиль и прочее, прочее, прочее, – и все они восхищены тобой, все поздравляют и хвалят.