Без лица - Хари Кунзру

— Так откуда, вы сказали, ваша семья?

Это тетушка; чайная чашка замерла между блюдцем и подбородком. Он не позаботился об этой части истории и отвечает не думая:

— Лондон.

— Правда? Какая его часть?

— Э-э-э… Восточный район.

— Ист-Энд? Вы меня удивляете. А откуда именно?

— Откуда?

— Да, откуда?

Бобби слышал об Ист-Энде. Он противоположен Вест-Энду. Но названия местечек в Ист-Энде — это уже выше его сил.

— Брайтон, — неловко говорит он. Очевидно, что это неверный ответ. Дамы вопросительно смотрят на него.

— Мне показалось, вы сказали «Лондон», — говорит племянница, с тем кокетливым наслаждением, с каким положено уличать во лжи молодых людей. Милых английских девочек учат этому в закрытых школах.

— Я сказал?

— Вы.

— Ну… мои предки приехали оттуда. Я вырос в Индии, жил здесь большую часть времени.

— Но вы же сказали, что приехали, только чтобы поступить на службу в Земельную инспекцию?

Бобби вполне мог это сказать. Он не помнит.

— Ох, вы меня неправильно поняли. Я здесь уже давно. Послушайте, было невероятно мило познакомиться с вами, но я… я забыл, что у меня назначена встреча в три часа. Мне нужно идти.

Он знает, что ведет себя странно, но не может справиться с собой. Его беспокойство передается тетушке. В ее голове явно трезвонят тревожные колокола. Внимательно оглядывая сад, она как будто ищет кого-нибудь из официальных лиц. Бобби встает. Ее лицо омрачается неожиданным и острым подозрением.

— Вирджиния! Где я оставила свою сумочку? Я уверена, что брала голубую сумку с собой.

— Вы, кажется, унесли ее наверх, тетя Дороти.

Тетя Дороти пристально смотрит на Бобби. Он смотрит на нее в ответ. Она замечает напряженность в его лице. Отчего бы?

— Мистер Уоткинс, а вы не видели мою сумочку?

— Совершенно точно нет. А сейчас, если вы позволите…

— Официант! Официант!

Тетя Дороти убеждена, что раскусила заговор. Она буквально поедает Бобби глазами. Двое или трое служащих отеля уже направляются к их столу. Хоть он и не сделал ничего дурного, Бобби не способен сейчас хладнокровно объясняться. Скрежетнув стулом по тротуарной плитке, он обращается в бегство.

— Стой, ворюга! — ревет тетя Дороти, как бьет в набат.

Бобби быстро шагает к главному входу. На его счастье, никто из сидящих в вестибюле не принадлежит к касте блюстителей порядка, и он беспрепятственно выскакивает на улицу. Единственный урон — «керзоновская» шляпа, которая в спешке слетает с головы. Он бежит по послеполуденной жаре и вскоре уже удачно теряется в лабиринте многоквартирных домов. Позднее, отсиживаясь у Гал в заведении мадам Нур, он решает, что шляпа — невелика потеря. Настоящие англичане, похоже, их вообще не носят, если только не исполняют ту или иную официальную роль. Через несколько дней он выходит наружу и покупает взамен обычный топи для охоты на кабанов. Гораздо менее импозантный головной убор. Осторожность, как он начинает понимать, — залог успеха.

Бобби везет, и происшествия, подобные случаю с Вирджинией и тетей Дороти, случаются редко. Однажды налоговый инспектор средних лет, уроженец сельской местности, наклоняется к нему и говорит: «Ты ведь индиец, правда?» Но большую часть времени Бобби волен сочинять себя заново, проскальзывая в новую идентификацию, как в очередной пиджак Шахида Хана. На первых порах его легенды неубедительны, и вскоре он понимает, что внешность и выговор — это еще не все. К примеру, есть еще вопрос запаха. Как и все индийцы, Бобби всегда удивлялся беспощадной английской войне против индийской кулинарии, их необъяснимой страсти к безвкусным кускам мяса, овощам без приправ и подслащенному вареву из муки и жира. Беседа с одним военным моряком открывает ему глаза на пользу диеты, лишенной чеснока и лука. Бобби изображает из себя влиятельного человека, наследника эдинбургской импортно-экспортной фирмы. Моряк хрюкает от смеха и откровенно говорит ему: не знаю, какие там у тебя деньги, но воняешь ты как коренной индус. Если ты не приведешь себя в порядок, парень, помрешь чертовым холостяком. Бобби слишком заинтригован, чтобы оскорбиться. А как пахнут коренные жите ли? Существует ли типичный английский запах? Этот вопрос зачаровывает его. Он начинает избегать чеснока (по крайней мере, перед тем, как выходить в люди) и пытаете я исподтишка вдыхать запахи людей, к которым пристает в порту. Этого мало. В отчаянии он платит слуге в отеле «Уотсонз» пару анн, чтобы тот позволил ему понюхать стопки белья, приготовленные для прачечной. Парень думает, что он извращенец, но готов взять деньги. Закопавшись лицом в трусики белых мэм и грязные рубашки белых сахибов, Бобби наконец находит определение. Прогорклое масло. Может быть, еще нотка сырой говядины. Базовый запашок Империи.

При желании интроспекции можно избежать. Если Бобби становится невидимым для других — меняет форму, чередует имена и прячет мотивы, — не в меньшей степени он прячется от себя. Таинственность указывает на глубину, и именно это люди думают, когда видят его. Проститутки и теософские леди, туристы Кука и бездельники возле лавки с паном свято верят в одно и то же — что, присмотревшись повнимательнее, извлекут на поверхность все, что прячется под красивой маской лица Бобби. Это нечто вроде наркотической зависимости. Он становится для них дразнящим, таинственным. Но такая аура не могла бы возникнуть, знай Бобби на самом деле, зачем он делает то, что делает. Разумеется, это трусость, но он говорит себе, что не хочет этого понимать. Лучше, думает он, жить неисследованной жизнью. Иначе у тебя есть риск не жить вовсе.

Итак, Бобби — поверхностное существо. Папиросная бумага на просвет. Он намекает на прозрачность, как если бы на другой стороне — на внутренней стороне — было что-то, стоящее открытия. Может быть, оно там есть, а может быть, и нет. Может быть, вместо того, чтобы воображать глубину, все те люди, которые не слишком хорошо его знают, должны принимать на веру, что кожа Бобби не является границей между вещами, она сама — вещь, экран, на котором происходят определенные события. Эфемерные диковины. Игра света.

Сочини себе личность. Ситцевые руки. Деревянная голова. Шляпа и набор услышанных где-то суждений. О том, как трудно вырастить хороший газон в Индии. О том, как позитивно командный спорт влияет на нравственность. Невыразимая подлость мистера Ганди и практически повсеместный дефицит гигиены. Доставай их по одному, будто раскладываешь пасьянс. Неважно, веришь ли ты в них. Убеждение само по себе — не что иное, как тривиальное ощущение в животе. Тем не менее, когда Бобби создает и населяет свои марионетки, он осознает, что в английских людях есть нечто восхитительное. Их жизни структурированы, как произведения инженерного искусства, железнодорожные двигатели или пароходы; их распаковывают и свинчивают у истока новых рек. Каждый — стоек и убежден, построен согласно чертежам своего класса и членства в сообществе, которые почти благородны своей неизменностью, своей суровой непоколебимостью. Благородны, как благороден подвесной мост или виадук. Английские жизни, завоевывающие и функциональные. Промышленные жизни.