Армия древних роботов - Александр Шакилов

До центральной площади Моса, превратившейся в один огромный могильник, оставалось пройти всего-то полквартала, а то и меньше, и дорогу туда некромант смог бы найти с закрытыми глазами. Обходя сугробы тонжерра, в которые бредущие к площади люди проваливались чуть ли не по грудь, Траст со всех ног спешил на праздник смерти. Он позабыл уже о том, что его сопровождают Ларисса и два десятка мертвецов-охранников, у него напрочь вылетело из головы, что в Мос он прибыл на помощь другу-лешему по имени Зил. У него кружилась голова, когда он, задрав поросший рыжим волосом подбородок, смотрел на прекраснейших созданий Разведанных Территорий, кружащих в небе над площадью, – на птеров, то и дело черными валунами падающих на скопление безжизненных тел. Как же Траст хотел быть с ними, быть одним из них!..

– Что-то ты мне совсем не нравишься. На-ка, нюхни.

Траста будто кузнечным молотом ударили со всего маху по носу.

Он оступился, покачнулся, его отбросило назад. В глазах зарябило, он промычал что-то нечленораздельное, ему самому непонятное. Мотая рыжей головой, он попятился, за что-то зацепился и пребольно ударился седалищем об уличную брусчатку.

– Что это было, раздуй мои кишки?.. – наконец он выдавил из себя.

Рядом возникли три оранжевые полоски, постепенно превратившиеся в ухмыляющееся, но заметно встревоженное лицо блондинки.

– Ты как, оклемался?

– Ларисса, ты меня чуть не убила. – Он попытался подняться и не смог. Руки дрожали, ноги дрожали, все вокруг было отвратительно серым, весь мир пах речной мятой, произрастающей на берегу Кипяточки неподалеку от Щукарей. – Мазь мне сунула, да?

Она кивнула, хотя ответ и так был понятен, можно было не спрашивать, ведь от прекрасного аромата тлена не осталось и следа, а вместе с ним сгинуло и ощущение безграничного счастья, замещенное тут же чем-то вроде похмелья, наступившего наутро после неуемного употребления медовой браги. Такова жизнь: хмельная, глупая, но благодушная улыбка неизменно сменяется перекошенной опухшей рожей. А вот смерть… Она иная!

Ларисса помогла ему подняться.

И тут брусчатка у них под ногами качнулась так сильно, что они оба упали.

Где-то рядом оглушительно загрохотало.

* * *

Широкоплечий мужчина устал. Ноги его, по толщине не уступающие бычьим окорокам, гудели от напряжения, вены вздулись на икрах. Зато все трупы в забрызганных кровью одеждах из рыбьей кожи ушли по реке кормить креветок и жучар-плавунцов, чтобы однажды возродиться икрой и мальками, – мужчина в это возрождение искренне верил, хотя никому, даже покойной жене и доченьке, о своей вере не рассказывал.

Во всем поселке пожар не тронул лишь его дом на сваях-столбах, поэтому мужчине понадобилось много времени, чтобы затушить в Щукарях все головешки, таская ведрами воду из реки. Напоследок он заменил в оконных проемах пленки рыбьих воздушных пузырей, расплавившиеся во время пожара. Пока он все это делал, его женщина сшила ему новую одежду взамен старой, безнадежно пропитавшейся кислой вонью пота. Теперь же, одетый в обновку, он стоял и смотрел в сторону Моса, и на скулах его перекатывались тяжелые желваки.

Женщина встала рядом. Ее глазах блестели, она то и дело облизывала свои пухлые губы и поправляла рыжую косу. Кожаные куртка с вышивкой и костяными вставками и рубаха на ней были расстегнуты, так что ее пышные прелести были доступны взору.

Она похлопала Майдаса по мощному плечу.

– Не бойся, мой сын защитит твою мертве-е… э-э… твою дочурку.

В горле его забулькало, захрипело и наконец прорвалось наружу:

– Солить твои жабры, я-то как раз и не боюсь, крюк мне в печень. Да и скорее моя дочурка вытащит из передряги твоего криволапого увальня, зачатого в нужнике и способного разве что из пищи делать навоз.

– Что?! Да мой сын осчастливил твою девку, эту саранчу, уже только тем, что позволил ей с ним заговорить!

Так у них случилась первая семейная ссора, которая, впрочем, вскоре завершилась натужным пыхтением и стонами в жарких объятьях, и до утра Майдас называл Миррайю «моей госпожой». И утром называл, и днем. А потом в Мосе что-то случилось, они оба почувствовали это и вскочили на ноги, по их чреслам стекал пот, а над рекой заполошно орали чайки.

* * *

Пролетая над Разведанными Территориями, под мерный рокот движков спасательного ранца майор Мазарид поклялся сам себе во что бы то ни стало настичь ренегата Хэби, где бы тот ни был, за какой бы стеной ни скрывался.

Трижды Мазарид терял сознание – слишком много крови он потерял, – и трижды его одолевали видения, в которых он пытался пройти через матово-черную стену на границе с Темными Землями – и не мог сделать и шага. Его просто накрывало волной такого страха, что он только чудом не обмочился. Он пытался превозмочь этот страх, но это было выше его сил, майора хватало только на то, чтобы справиться со своими сфинктерами. Он не боялся, когда один сражался против двух десятков чистяков, ему не было страшно, когда ему отрезали руку, он тогда смеялся в лицо своим мучителям, но эти видения, эта проклятая стена, вздымавшаяся к небу над зеркальной поверхностью слизи!..

Ее угольно-черный спрессованный мрак постоянно змеился молниями. И еще, если долго смотреть на стену, становилось заметно, что она постоянно меняется: то она чуть выпуклая, будто что-то огромное и ужасно сильное навалилось на нее с другой стороны, то она вогнутая, будто нечто со стороны Разведанных Территорий приложило по ней здоровенным кулаком, то Мазариду казалось, что он отчетливо различает кирпичную кладку, то он, моргнув, убеждался, что это не так и стена совершенно монолитная…

Чем дольше Мазарид смотрел на стену, пытаясь убедить себя, что ничего страшного в ней и по другую ее сторону нет, тем сильнее у него кружилась голова, и в конце концов его выворачивало. И опять. И вновь. И желудок быстро становился пуст, и следом за сгустками частично переваренной пищи из него вылетали брызги крови. В такие моменты он отчетливо понимал, что должен как можно быстрее убраться подальше от стены, если хочет выжить, потому что стена его стремительно убивала. Да, майор Мазарид честно хотел исполнить свой долг до конца и пленить беглого рептилуса Хэби, но всякой отчаянной храбрости есть предел. И разве не храбрость – сообщить о своем провале? О своем несмываемом позоре?..

Когда майор в очередной раз очнулся, он был как раз у стены, но не пограничной, а у защищающей Минаполис от вторжения извне. По нему едва не открыли огонь из пушек с земли – приняли за чужака, ведь тайгеры не летают, это всем известно, – так что лишь вмешательство парочки пиросов-патрульных, сообщивших в Минаполис об инциденте и покинувших пост на воздушном шаре, чтобы сопроводить его в воздухе, спасло майора от дружеского огня. Было бы забавно выжить в плену, потом искупаться в радиоактивном озере, потом уцелеть в бойне на болоте возле Моса, получить нож между ребер во Фронтире, но сдохнуть все-таки от снаряда своих парней! Обхохочешься!..

Ранец начал снижение к центру города, к Полусфере, от которой, как лучи от солнца, расходились улицы Минаполиса. Снизу на майора удивленно таращились наследники, но ни один пирос не посмел подлететь к нему, понимая, что неспроста тайгер порхает в поднебесье. И вот уже внизу мелькнул ров, заполненный черной дрянью, удивительно похожей на слизь Фронтира и населенной, как известно каждому ребенку, свирепыми монстрами.