Людмила Гурченко. Танцующая в пустоте - Валерий Кичин

Если разобраться, эта героиня Гурченко хочет примерно того, чего хотел, к чему рвался Егор Прокудин из шукшинской «Калины красной». Праздника. Надоели эти получувства, полусмелость, вечные компромиссы. Надоело счастье, в котором приходится себя убеждать, а то рассыплется и обернется самыми унылыми буднями. Хочется страстей, если любви – безоглядной, если ревности – испепеляющей. Хочется, чтобы что-нибудь в жизни происходило без трезвого расчета и без оглядки. Вот буквально на ее глазах разыгралась совсем какая-то безумная сцена: к загсу подъехала молодая пара, и притаившиеся у дверей грузины спокойно и отважно похитили из-под венца невесту. Это – поступок! И Рита очень хорошо понимает украденную невесту, когда та, вместо того чтобы кричать, отбиваться и включиться в общую панику, тихо прижалась к похитителю, как к спасителю, и была, судя по ее внешнему виду, до завидок счастлива. Вот как надо жить, думала Рита, и было ей горько оттого, что в ее биографии ничего подобного не случалось и, наверное, уже не случится.

«Ничего, ты – сильная», – утешала ее подруга. «Я хочу быть слабой!» – возражала Рита, выразив этими словами неутоленную мечту большинства женщин XX и даже XXI веков.

Это был новый вариант «женщины, которая ждет». И причины «замерзания» героини на этот раз были уже не в войнах, вообще не в исторических катаклизмах. И не в том, что героиня «замотана» буднями и ей, как говорили в старину, некогда подумать о душе. Фильм Сергея Бодрова, в ту пору известного драматурга, и режиссера Петра Тодоровского принципиально отстаивал и право «слабого пола» быть слабым, и необходимость для «сильного пола» хоть изредка принимать решения и совершать поступки. Иногда даже безумные. Иначе жизнь пресна и безрадостна.

Гурченко здесь играет броско, концертно, упиваясь веселой иронией. Играет с какой-то отчаянной удалью. Ее Рита является нам в пышном уборе женского «бабьего лета», вполне готовая покорять сердца, буде такие найдутся. И когда не находятся – какое великолепное презрение ко всем этим хлюпикам («Как я всех ненавижу!»), а заодно и к самой себе («Идиотка!»), какая бездна сарказма клокочет в ее голосе!

В финале картины все-таки являлся Гаврилов в сопровождении милиционеров – задержали за драку: вступился за доброе имя своей невесты. Он являлся, сверкая победной улыбкой, и в чутких зрительских сердцах, где уже погасла надежда на какое-нибудь счастье для печальной Риты, поселялось спокойное и прекрасное чувство свершившейся справедливости. Все так и должно быть: ждущий да дождется! Надо верить, надо ждать, надо жить страстями.

В характере этой несгибаемой Риты воплотился тот совершенный и абсолютный максимализм, который не признает компромиссов вообще. И вся страстность этого монофильма Людмилы Гурченко была абсолютно искренней: в том и состояла ее вера и в кино, и в жизни.

Роль писалась для Гурченко. Если вообразить в фильме кого-то другого, сразу станут очевидными и нестыковки, и сентиментальность, и «несобранность» разнохарактерных эпизодов в убедительное целое – что и было замечено проницательной критикой. Но все почти мистически собиралось в самой Гурченко, в ее неистовом темпераменте и умении психологически оправдать героиню. Это умение достигло к тому времени совершенства: она действительно стала автором своих ролей.

Петр Тодоровский рассказывал, что работала она над ролью так самозабвенно, что казалось, находила в героине нечто себе родственное. Она прекрасно знала женскую психологию и это знание привносила в сценарий – иногда, как мы уже знаем, меняя его самым кардинальным образом.

Роль Риты принесла актрисе приз за лучшее исполнение женской роли на Первом международном кинофестивале в Маниле. Журнальные страницы сохранили фото: сияющая улыбкой Гурченко принимает из рук президента Филиппин Фердинанда Маркоса этот неподъемный роскошный приз – ажурную башню с шаром, увенчанным доброжелательным золотым орлом, символом Манильского фестиваля. Пресса сообщала о нелегких условиях, в которых была завоевана эта победа:

«Обилие ярких работ звезд мирового экрана, естественно, привлекло особое внимание к призу за лучшее исполнение женской роли. Победительницей в этом соревновании вышла Людмила Гурченко. Созданный ею психологически достоверный, точный в деталях образ „любимой женщины механика Гаврилова“ оказался понятным аудитории, воспитанной на совершенно иной экранной продукции. И хотя из двенадцати членов международного жюри по крайней мере восемь впервые видели эту актрису на экране, причем в далеко не лучшем из ее фильмов, высокий профессионализм исполнения был признан всеми».

Я думаю, дело не только в профессионализме. Большинство ее ролей теперь пронизывала ясно ощущаемая личная интонация – почти исповедальная, незащищенно искренняя, откровенная. Она была слышна каждому внимательному зрителю и постоянно отмечалась в рецензиях на ее самые разные картины.

«Свою роль Гурченко ведет с той мерой искренности, когда исчезает грань, разделяющая исполнительское мастерство в показе опыта чужой жизни и нечто сугубо личное, выстраданное и выношенное в событиях собственной биографии. Во всяком случае, мы верим каждому ее слову и жесту, какими бы странными и даже экзальтированными они ни представлялись на первый взгляд».

Это о ее Рите из «Любимой женщины…».

«Игра Гурченко и Любшина насыщена социальными подтекстами, какие нельзя сымитировать даже на высочайшем профессиональном уровне, – тут нужен личный опыт, нужна судьба».

Это о «Пяти вечерах».

Авторский подход теперь давал себя знать в каждой ее новой роли, корректируя драматургический материал конкретным опытом жизни. Он делал актерскую судьбу Гурченко и трудной, и особенно интересной, отводя ей в кругу ее коллег исключительное место. Актриса – на виду, каждое ее появление в новом фильме будоражило прессу, возбуждало споры, часто довольно резкие. Ее упрекали в самоповторах – краски, которыми она пользовалась, обладали такой яркостью и интенсивностью свечения, такой способностью западать в память, что требовали постоянного обновления. Более внимательные критики отмечали, наоборот, развитие и углубление единой актерской темы – они, на мой взгляд, были правы. Актрис, играющих «разное», всегда много, да и Гурченко трудно было заподозрить в том, что она не умеет перевоплощаться. Просто она теперь стремилась сделать каждое свое явление в фильме актом не просто художественным, но и наполненным неким гражданским смыслом. Ее роли теперь социально насыщенны. И то, что сегодня казалось самоповтором, завтра становилось единой, убедительной, скрупулезно разработанной и последовательно воплощенной актерской темой. Ее, если хотите, трактатом об особенностях времени – живая история женской судьбы в драматический, полный противоречий век. История, взятая в «бытовом» ее срезе, но – силою актерского таланта – выходящая к обобщению, к постижению человеческой сути России в эту очередную предгрозовую пору.

Эта характеристика была бы сомнительна для каждой отдельно взятой роли Гурченко. Но она справедлива для галереи ее «современных» ролей в целом. Ника, Валентина Барабанова, Тая Соломина, Инна Сергеевна – учительница из фильма «Дневник директора школы», Тамара Васильевна из «Пяти вечеров», Рита из «Любимой женщины механика Гаврилова», Лариса из «Полетов во сне и наяву», Вязникова из «Обратной связи», директор фабрики Смирнова из «Старых стен», Эльвира из «Особо важного задания», деловая женщина Гвоздева из «Магистрали» – разные грани современного женского характера, сгусток оптимистических драм и трагедий. Такого, пожалуй, нет ни у кого другого из ее коллег. Эти точно увиденные типажи вкупе образуют своего рода энциклопедию типов – рожденных временем и с ним нерасторжимо связанных. Ни одна роль не сыграна просто для «актерской разминки», в любой есть бездна умных наблюдений, любая – плод жизненного опыта и серьезных раздумий. Эти размышления, продолжаясь из фильма в фильм, и объединяют их, и скрепляют, и резко выделяют из «потока», и заставляют нас воспринимать эти фильмы как повесть с продолжением. Как единый рассказ, который актриса ведет о времени, о поколении, о себе.