Юность под залог - Анна Богданова

– А я все смотрю на вашу веселую компанию и никак не могу найти подходящее время, чтобы пригласить вас на танец! То тосты произносят, то выпивают, то горячее несут... Меня Николаем зовут, я тут день рождения друга отмечаю, вернее, сослуживца...

– Да что вы говорите! Как интересно! – Любочке вмиг удалось перебороть сонливость, она вдруг подумала: именно этот человек, который держит ее внушительную талию цепкими руками, может стать ее второй половиной и вторым по счету мужем. А почему бы и нет? Знакомство у них вышло очень даже романтическое – она не навязывалась ему, как в случае с Иваном, – он сам пригласил ее танцевать, выделил, так сказать, из общей массы. – А меня Любой звать. Все зовут просто Любашкой. – И круглое лицо ее растянулось в приветливо-нежной улыбке. Улыбаясь, Любаха ухитрилась извернуться и заглянуть Николаю в глаза. – А кто вы по профессии?

– Инженер. Н-да... Н-да... Любочка... – что-то мялся инженер. – Если это возможно... Я даже не знаю... Быть может, вы примете меня за слишком легкомысленного мужчину...

– Что? Я не понимаю... Что вы хотите сказать? Почему никак не решитесь? – проникновенно спросила Любаха – она знала примерно, что ей сейчас предложит Николай, и отказываться от этого предложения явно не желала.

– Вы не проведете со мной остаток вечера, Любовь? – горячо спросил он, прикоснувшись своими пышными усами к ее короткой шее для пущей убедительности.

– Вы хотите сказать – ночь?!

– Да с вами, Любочка!.. С вами... Я всю жизнь готов провести – не то что ночь! – возбужденно прокричал он.

– Ловлю вас на слове! – игриво промурлыкала Любашка, и она не шутила. Конечно, это случайное знакомство, по логике вещей, должно было бы оборваться после страстной (а может, и не очень) ночи навсегда. Но только не в случае с Любашей! Переспав с инженером в пустой квартире его друга, она буквально вцепилась в Николая клещами. Ее не смущало, что у Кротько нет своей квартиры и он живет в общежитии, что его заработная плата оставляет желать лучшего; две глубокие залысины, идущие от висков к темечку, тоже как-то не особенно заботили ее, не волновали ее даже слишком уж откровенные, какие-то раздевающие взгляды своего избранника на проходивших мимо женщин. «Ничего-ничего, это все пройдет», – так размышляла Любаша, твердо и бесповоротно решив женить на себе Николая. И может, она была права? Может, Кротько был действительно ее последним шансом? Ну а кому, кому она нужна, как скажет Зинаида Матвеевна, с довеском в лице сына от первого брака – с Димулечкой?

И Любаша начала стремительную, наступательную атаку по взятию скалистой, скользкой крепости под кодовым названием «Кротько». Первым делом она сходила в парикмахерскую и, сделав шестимесячную завивку, вечером уже стояла у дверей завода в ожидании жертвы.

Стоило только Николаю выйти на воздух после тяжелого трудового дня, как к нему каждый вечер подлетала Любаша, висла у него на руке и, восхищенно глядя в глаза, лепетала:

– Милый Николашечка, куда сегодня? В кино? Или просто погуляем, побродим?..

Иной раз она приглашала Кротько в театр. Через месяц подобных культурно-просветительных мероприятий Любаша отважилась и позвала инженера к себе домой. И тот пошел! Согласился, на свою голову! Он ведь не знал, наивный, что это его появление перед взором Любашкиных родителей означает лишь одно: неминуемую, верную женитьбу. Иначе говоря – конец его свободной, привольной холостяцкой жизни.

Два года и восемь месяцев Кротько обитал пятым в малогабаритной двухкомнатной квартирке Редькиных, пока Галина Тимофеевна наконец не заработала шикарную квартиру в новеньком доме по совету племянницы Виолетты, которая всю свою жизнь отдала службе диспетчера ДЭЗа и знала, конечно, множество тонкостей и опасных подводных камней в собственной профессии.

Автор затрудняется ответить на вопрос, как Николай выжил эти два года и восемь месяцев, съедая утром одно яйцо вкрутую, а вечером котлету за тринадцать копеек. Это до сих пор остается загадкой. Временами его раздражал Димочка, бесили порой родители невесты, в особенности Иван Матвеевич, который, пропустив рюмку-другую, затягивал одну и ту же песнь и вечно задавал привычный вопрос о том, почему не он сорвал с рейхстага проклятое фашистское знамя. Нередко у Кротько возникало непреодолимое желание бежать из этой квартиры – от навязчивой, сующей не в свое дело нос будущей супруги, но... Но с другой стороны, положа руку на сердце, его жизнь в доме Редькиных была куда как лучше и приятнее, чем в общежитии, где в одной комнате ночевали пять противных мужиков с завода. И Николай терпел, категорически не желая возвращаться в ту клоаку, из которой ему удалось вырваться волею судьбы. К тому же впереди маячила, светилась, мерцая спасительным огнем, новая квартира!

– Коля! Когда мы поженимся? – открыто, без тени смущения, спрашивала Любаха у своего избранника спустя три месяца после банкета в ресторане «Ромашка». Поначалу Кротько уходил от ответа, переключая Любино внимание на убежавшее молоко на плите, на распустившиеся как-то сразу – так незаметно и неожиданно – весенние листочки, но когда тот факт, что Галина Тимофеевна действительно способна заработать трехкомнатную (!) квартиру, стал очевидным и бесспорным, Николай начал отвечать на Любашкин вопрос твердо и убедительно:

– Любик! Вот квартиру получим и свадьбу сыграем!

– Правда? – сомневаясь, уточняла она.

– Конечно! Свадьбу вместе с новосельем справим! Всех твоих родных позовем! Ну тех, которые в ресторане тогда были!

– Неужели всех? – ужасалась Любаха, но на сердце бальзамом разливалось приятное тепло.

– Всех! И моих знакомых! Правда, их немного – всего два человека. Мать из Харькова звать не буду – мы к ней лучше как-нибудь летом съездим, познакомлю вас...

– Неужели все поместятся?

– Любик! Так квартира-то пустая, огромная! – восторженно кричал Николай – душа его ликовала. – Расставим столы по всем комнатам и отметим это событие как полагается!

– Больно накладно всех-то кормить да поить!

– Не мелочись, Любик!

Кротько с Любашей с нетерпением ждали осуществления своей мечты. Только вот нельзя не заметить, что мечты их были разными. Николай изо всех сил жаждал квартиры и московской прописки, а Люба – мужа, официального, положенного ей по всем статьям – ну хотя бы потому, что у нее есть сын, что она уже далеко не девочка – время неумолимо и незаметно принесло ее, подобно сильному течению реки, к тридцатилетию... Да и вообще, чем она хуже других-то, замужних?

Любила ли она своего избранника? Трудно ответить на этот вопрос. Скорее Николай являлся для нее подобием ценной, крупной вещи, без которой чрезвычайно сложно обойтись в жизни. Как, например, дорогое настроенное фортепьяно для пианиста-профессионала.

В начале марта «возлюбленные» получили квартиру. Они всем семейством отправились смотреть ее, хлюпая и чавкая башмаками по строительно-весенней грязи. Они пешком поднялись на третий этаж. Галина Тимофеевна торжественно открыла дверь новеньким, блестящим, не исцарапанным еще ключом и, пропустив новоселов вперед, попросила снять обувь.