Предания об услышанных мольбах - Ван Янь-сю

был уже назначен день свадьбы, но ведь монашеский устав и воспитание детей несовместимы. Тань-хуэй и ее наставник договорились, что она тайно покинет дом и уйдет в монахини. Семья дозналась об этом и решила выдать ее замуж насильно. Тань-хуэй отказывалась:

— Если не сбудется мое заветное желание ступить на Путь и я буду насильно выдана замуж, то непременно брошусь в огонь или отдам себя на съедение тигру! Так я избавлюсь от своего оскверненного тела! И пусть будды десяти сторон света[166] будут мне в том порукой!

Наместник Чжэнь Фа-чун был преисполнен веры в Истинный закон. Он прослышал о решении Тань-хуэй и встретился с нею. Были приглашены также начальственные чины и их помощники, а также добродетельные шрамана. Они наперебой задавали Тань-хуэй трудные вопросы. Та отвечала без запинки и привела всех присутствующих в восхищение. Чжэнь Фа-чун разрешил Тань-хуэй покинуть семью мужа, позволил ступить на Путь. В девятнадцатом году под девизом правления Великая радость (443) Линьчуань-ван пригласил Тань-хуэй в Гуанлин.

Исцеляющая вера

Чжао Си, уроженец округа Хуайнань, служил офицером гвардии. В двадцатом году под девизом правления Великая радость (444) он заболел. Шло время, а он все не избавлялся от напасти. Свою судьбу Си с трепетом в сердце вверил Будде, и вот однажды ночью он увидел во сне человека. Редким по красоте обличьем тот человек был подобен божеству. Он достал с балки дома маленький сверток и подал его Си вместе с ножиком.

— Примите это лекарство, разрезав сверток ножиком, и Вы непременно поправитесь! — сказал человек.

Си тотчас пробудился: нож и сверток были при нем. Он принял лекарство и выздоровел. Си ушел в монахи, принял в монашестве имя Сэн-сю. Умер он восьмидесяти лет.

Наставник Ши Хуэй-цюань и его ученик

Наставник в самосозерцании из Лянчжоу шрамана Ши Хуэй-цюань учил Закону. У него было пятьсот учеников и среди них один грубого, необузданного нрава. Он был у Хуэй-цюаня на плохом счету, и когда стал утверждать, что достиг просветления, наставник нисколько ему не поверил. Потом Хуэй-цюань заболел, ученик пришел ночью справиться о его здоровье. Дверь в келье Хуэй-цюаня оставалась при этом запертой. Хуэй-цюань был удивлен до крайности и, желая проверить ученика, велел ему прийти вечером следующего дня. Перед его приходом он наглухо запер окна и двери, поставил двойные засовы. Ученик пришел ночью, приблизился к постели Хуэй-цюаня.

— Наставник-ачарья может убедиться, что я уже здесь, — молвил ученик, а затем продолжил: — Ачарья по смерти, должно быть, родится в семье брахманов.

— Я совершенствую карму, предаваясь самосозерцанию, а ты говоришь мне о каком-то ином перерождении, — возразил Хуэй-цюань.

— Ачарья верует, но неискренне, — сказал ученик. — Да к тому же Вы не сполна отринули иные учения. Хотя у Вас и благая карма, успеха Вам не достичь! Если Вы устроите большое собрание и сподобитесь сделать подношение святому, то, быть может, достигнете просветления.

Тогда Хуэй-цюань созвал собрание, а ученик сказал ему напоследок:

— Вам нужно будет поднести монашескую мантию-сангхати тому, кто пожелает принять ее от Вас! И пусть Вас не смущает его возраст!

К концу собрания, когда подошло время дарения одежд, появился послушник-шраманера и стал просить сангхати у Хуэй-цюаня. Хуэй-цюань принял его за своего ученика и сказал:

— У меня было намерение поднести дар святому монаху, а ты здесь при чем?!

Но тут он вспомнил прежний уговор вручить дар любому, кто пожелает, и тотчас с радостью отдал сангхати. На другой день он повстречал послушника и спросил, не велика ли подаренная одежда. Шраманера отвечал:

— Я бы ни за что не посмел принять такой дар. Да к тому же случилось так, что мне помешали дела, и я, к своему стыду, не принял участия в собрании.

Только тогда Хуэй-цюаню открылось, что тот шраманера в собрании был перевоплощением святого. Ученик Хуэй-цюаня прожил долгую жизнь, а когда покидал мир, не явил более чудес. Только над могильным холмом разлилось во все стороны белое сияние.

Хуэй-цюань был еще жив в двадцатом году под девизом правления Великая радость (444), обитал у Винного источника[167].

Прогулка в горы Суншань

Ван Ху был родом из Чанъани. В третьем году под девизом Великая радость (427) в семью неожиданно вернулся дядя, умерший несколько лет назад. Он стал допытываться, сколь бережливо и рачительно ведет хозяйство его племянник. Семейные дела были в расстройстве, и дядя наказал Ху пятью ударами палки. Случайные прохожие и соседи слышали их разговор и удары палки. Они видели и отметины от палок на теле Ху. Однако лицезреть дядю удостоился лишь Ху. Дядя говорил Ху так:

— Мне после смерти была заказана божественная стезя; ведаю я составлением подушных списков умерших. Ныне со мной большая свита служек и воинов. Я опасался, как бы они не разнесли деревню, и потому не дозволил прийти сюда.

Повсюду за деревней Ху увидел беспорядочные толпы духов. А дядя так сказал ему на прощание:

— В будущем году седьмого дня седьмого месяца я наведаюсь к тебе снова и проведу по тайной стезе. И тогда ты уразумеешь, что зло и добро воздаются! Да не вздумай тратиться на угощение! Если уж ты так хочешь мне услужить, то принеси чаю.

К условленному сроку дядя вернулся и сказал домочадцам Ху:

— Я пойду прогуляться с Ху. После прогулки он вернется домой. Ни о чем не беспокойтесь.

Ху меж тем недвижно лежал на топчане, как будто был совсем неживой. Дядя повел его в горы. Вдоволь насмотревшись на духов и чудищ, они пришли наконец в горы Суншань. Духи встречали Ху и потчевали яствами, которые по вкусу не отличались от того, что едят люди, но с приторным запахом имбиря. Ху подумал про себя, что пора возвращаться, но все вокруг засмеялись:

— Отведав такой пищи, непозволительно собираться восвояси!

Затем Ху увидел строение с великолепными просторными залами, занавесями и бамбуковой дорожкой безупречной чистоты. Жили в нем два молоденьких монашка. Ху был у них с визитом, и они угощали его всевозможными фруктами: плодами арековой пальмы и другими.

Прогулка Ху была очень долгой; он обозрел все виды воздаяний, будь то кара или благодать, страдание или наслаждение, и только тогда распрощался с дядей. Дядя так напутствовал Ху:

— Ты уже знаешь, как творить благие дела. Так можешь ли ты оставаться в семье?! Белый Араньяка достойнейшим образом