Экзорцисты - Джон Сирлз

«Может быть, вам стоит выпить стакан воды», – сказала я ей, потому что мне стало стыдно отнимать ее время и задавать бессмысленные вопросы о шампунях и дезодорантах.

Она немного посмеялась, а потом сказала:

«Очень милое предложение, моя дорогая. Увы, я могу выпить всю воду, какую только захочу, но мне никогда не выплюнуть на подушку жемчужину, как бы сильно я ни кашляла».

Даже не знаю, почему я о ней подумала, но я сделала то, что планировала: подошла к стенному шкафу и распахнула дверцу.

Внутри висела одежда, которую я носила прошлой зимой. Рукава, манжеты и подолы так перепутались, что я подумала о группе девочек в переполненном автобусе. Я протянула руку и вытащила мягкий розовый свитер с жемчужными белыми пуговицами. Я помнила с прошлого года, что он очень теплый. Потом достала коричневую юбку. Шерсть была грубой, но подходящей для холодов. Свитер и юбка отлично смотрелись вместе, поэтому я положила их на стул, как делала мама. Повернувшись к шкафу, я выбрала еще комплект одежды из толпы. И еще. Я представила себе, что указываю на девочек в автобусе. Ты, мысленно обратилась я к ним, и ты, ты, и ты… Я продолжала выбирать, пока в моей спальне не набралось одежды на целую неделю. Покончив с этим, я собралась лечь в постель, но тут зазвонил телефон.

Иногда нам звонили люди, которых преследовали призраки, рассчитывая на помощь моих родителей. Роуз обычно просто вешала трубку, но я всегда объясняла, что их больше нет и мы не можем помочь. Я прошла по коридору в комнату родителей, полагая, что это один из таких звонков. Но когда я взяла трубку, человек на другом конце сказал:

– А можно Сильви?

– Это Сильви.

– Сэм Хикин. Я получил ваше сообщение, но не успел позвонить по номеру, который вы оставили, поэтому я решил набрать ваш домашний номер.

– Понятно.

Хикин не спотыкался, и его голос не громыхал, как когда-то жаловался отец, и я обнаружила, что перешла к делу слишком быстро, отбросив обычную вежливость.

– Я обнаружила письмо, которое вы написали моей сестре, и хотела с вами поговорить.

– Вашей сестре? Я никогда не писал писем вашей сестре.

– Не писали?

– Нет. Письмо адресовано вашей матери. Иногда я ей писал.

– Моей матери?

– Возможно, нам лучше встретиться, чтобы я мог все объяснить. Вы не против?

Я оглядела спальню моих родителей – подушки горкой лежали на постелях, полосатый галстук отца висел на спинке стула, на туалетном столике остались мамины щетка для волос и заколки. Потом мой взгляд остановился на зеленом будильнике, напомнив о том, как мало времени у меня оставалось. Я сделала долгий вдох и ответила:

– Да, да, я не против.

Вначале у Пенни не было клетки. Она лежала в мамином кресле-качалке, отец принес его из подвала и поставил в углу гостиной. Как распятие на стене, письменный стол и занавески на окне, Пенни оставалась совершенно, однозначно неживой. И хотя ее появление в нашей жизни показалось мне странным, она никак не подействовала на меня. Но ее присутствие повлияло на мою сестру. Как облупившаяся краска может явить миру исходный, истинный цвет, фасад, который Роуз поддерживала с той ночи, когда отец вытащил ее из номера отеля, постепенно исчез.

Эрозия началась мгновенно – в машине по дороге домой из Огайо. Если не считать того, что мама время от времени напевала мелодию песни, слов которой я до сих пор не знаю, она хранила молчание и держала на руках Пенни так, что ее голова подпрыгивала на плече, и мы с Роуз смотрели в пустые глаза на протяжении нескольких часов. Мы выглядывали в окна на проносящиеся мимо в темноте мощные грузовики, но, когда ехали по холмам Пенсильвании, я заметила, как рука Роуз постепенно тянется вперед. Она ухватилась за прядь рыжих нитевидных волос и сильно дернула. Прядь оторвалась. Мы застыли, не зная, обратил ли на это кто-нибудь из родителей внимание. Отец слушал по радио религиозную программу, что всегда вводило его в транс. А мама погрузилась в своего рода оцепенение с того момента, как спустилась по лестнице в Очард-серкл. Когда стало очевидно, что никто ничего не заметил, Роуз положила прядь волос на сиденье между нами и снова потянулась вперед.

– Перестань, – прошептала я после того, как она оторвала пять прядей.

– Ей не больно, – едва слышно ответила Роуз. – Она кукла, Сильви.

– Да, но если тебя поймают, то…

– Я знаю, что они сделают, – заявила сестра, и за ее словами замерцала прежняя Роуз. – Но знаешь, что я только что решила? Мне все равно.

– Что именно? – спросил отец.

– Все, – ответила я.

Мы замолчали, слушая голос проповедника, доносившийся из динамиков.

– «Итак, скажи мужам Иуды и жителям Иерусалима: так говорит Господь: вот, Я готовлю вам зло и замышляю против вас; итак обратитесь каждый от злого пути своего и исправьте пути ваши и поступки ваши»[42].

– К тому времени, когда я закончу, она станет лысой, – прошептала Роуз, наклонившись к моему уху. – Засунем леденец в ее мерзкую пасть и сможем называть ее Коджак[43].

– Какой еще Ко?..

– Знаешь, Сильви, тебе следует почаще спускаться вниз и смотреть со мной повторы старых сериалов. Это поможет тебе увидеть мир таким, каков он есть.

Незаметно спускаться вниз и смотреть телевизор, отрывать волосы у куклы – все это приведет к неприятностям, о чем я и сказала Роуз. Но уже через несколько мгновений ее рука снова дернулась вперед и на сиденье между нами оказалась шестая прядь. Скоро их уже была дюжина. Я начала опасаться, что Роуз сдержит слово и остановится только после того, как кукла станет лысой, но вскоре это занятие ей наскучило и она заснула.

Заснула и я.

Сколько прошло времени, прежде чем я открыла глаза, почувствовав, что машина остановилась и смолк двигатель? Я не поняла. Но, оглядевшись по сторонам, увидела ряд громадных грузовиков, выстроившихся в очередь возле бензоколонки. Чуть дальше находилось крытое гонтом строение, над стеклянными дверями которого висел плакат «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА СТОЯНКУ ГРУЗОВИКОВ СЕНЕКА-ХИЛЛ». Отец вышел из машины и остановился рядом. Я ожидала, что он начнет разминать руками поясницу, как он всегда делал, когда ему приходилось долго сидеть за рулем, но он лишь зевнул. Роуз и мама продолжали спать. Как и прежде, Пенни мне улыбалась, и ее пустые черные глаза удерживали мой взгляд, пока я не опустила его и не заметила, что оторванные волосы Пенни зажаты у меня в кулаке.

– Очень смешно, – сказала я Роуз и ткнула ее в бок.

Она села и принялась тереть глаза.