Его изумительный поцелуй - Тереза Медейрос

— Я не понимаю, в чем проблема, — холодно произнес Эш, словно струйка крови уже не потекла по его шее под смертельным острием клинка Фарука. — Ты сам сказал мне, что я могу выбрать любую женщину, которая мне приглянется. Я выбрал мисс Кардью.

— Мисс Кардью мне не принадлежит, чтобы я мог отдать ее кому-то. Она моя гостья!

— Нет, не гостья, — возразил Эш. — Это ложь, которую вы тут все рассказываете друг другу последние три месяца. Она принадлежит тебе — так же, как и остальные наложницы. Ты купил ее у торговца рабами. Заплатил за нее золотом из собственного кармана. И намерен вернуть себе весь фунт плоти, который она тебе должна, когда ты уложишь ее в свою постель. Да, ты можешь называть ее гостьей, даже женой, если тебе это придется по нраву, но мы оба знаем, что для тебя она не больше чем любая принадлежащая тебе шлюха.

Хрупкая иллюзорная гармония, которой Кларинда с Эшем добивались с таким трудом, в мгновение ока превратилась в пыль под натиском острого и безжалостного языка англичанина. Похоже, слова Эша поразили Фарука.

— Зачем? — хрипло спросил он, обводя страдальческим взором невозмутимое лицо Эша. — Зачем ты это делаешь? Я считал тебя своим другом. Братом…

— А я считал тебя человеком чести, — отозвался Эш. — Ты пообещал мне ночь с одной из твоих женщин. С той, которую выберу я. Неужели ты хочешь оскорбить память своих предков, отказавшись от своего слова? Нарушив свое обещание, данное на глазах у многочисленных свидетелей и самого Аллаха?

«Святой Господь!» — подумала Кларинда, прижимая палец к губам, чтобы сдержать охватившую их дрожь. Что хочет сделать этот безумец? Вынудить Фарука убить его? Даже Люк, который по-прежнему беспомощно висел на руках стражников, побелел под оливковым загаром, как бумага.

Тарик кружил возле двух мужчин, как бешеный шакал.

— Разве ты не видишь? Вот что случается, когда ты становишься настолько глуп, что приглашаешь голодного пса в свой дом! Он вовсю развлекается до тех пор, пока не подворачивается возможность ухватить зубами то, что принадлежит тебе. — Встав прямо перед Фаруком, Тарик пожал плечами. — Но неверный прав. Ты не можешь нарушить свою клятву. Эта женщина принадлежит ему — по крайней мере на одну ночь.

Фарук медленно повернулся к Кларинде, его пальцы с побелевшими костяшками, сжимавшие рукоятку кинжала, даже не дрогнули.

— Скажи мне только одно слово, — прохрипел он. — Одно слово — и я прирежу его на месте.

Не обращая внимания на острие клинка, все еще впивавшееся в его горло, Эш тоже повернул голову, чтобы посмотреть на нее. Если даже его и волновало, что его судьба находится сейчас в ее хрупких руках, он и виду не подал. Кларинда видела лицо человека, положившего палец на курок пистолета, который он при необходимости нажмет без малейшего сомнения. А застывшую в его глазах стальную решимость, должно быть, видели многие его противники, вступавшие с ним в противостояние на поле боя.

«Ты должна будешь довериться мне», — сказал он ей в тот день, когда ему удалось проникнуть в гарем.

«Ты всегда имел обыкновение просить о невозможном», — ответила она ему, даже не представляя степень этого невозможного.

Переведя полный печали взор на Фарука, Кларинда тихо промолвила:

— Я не могу просить тебя об этом. Ты — человек чести, от которого я не видела ничего, кроме учтивости. И я не могу просить тебя нарушить клятву или хладнокровно убить человека.

Фарук медленно опустил руку. Кинжал выпал из его ладони и со звоном упал на выложенный плиткой пол.

Уронив голову, поскольку ему было больно и дальше смотреть на Кларинду, Фарук сказал:

— Возьми ее, Соломон. Пусть женщины ее приготовят.

Евнух взял сзади Кларинду за предплечье, а Тарик с примиряющей улыбкой на своих тонких губах хлопнул племянника по плечу.

— Возможно, все это к лучшему, сынок, — проговорил он. — Девственницы иногда доставляют так много проблем. После того как ее оседлает этот скакун, английская сучка, без сомнения, окажет куда больше внимания настоящему мужчине.

Оба — Фарук и Эш — рванулись вперед, но именно огромный кулак Фарука, впечатавшийся в челюсть дяди, заставил того упасть на холодный пол.

Пока Соломон бережно вел Кларинду мимо Поппи, лицо которой от страха посерело как пепел, Кларинда решилась бросить через плечо взгляд на Эша. Она не знала, что ожидала увидеть, но взгляд, которым он посмотрел на нее, не был взглядом человека, которому удался тщательно продуманный блеф. Нет, он взирал на нее как победитель, который наконец-то возьмет то, что принадлежит ему по праву.

Выскользнув из-за мраморной колонны, Поппи увидела Фарука, стоявшего в одиночестве посреди руин недавнего празднества. Его гости разбежались, стражников и солдат он отпустил, а наложниц поспешно увели назад в гарем.

Пол был завален смятыми подушками и растоптанными цветами, нежные лепестки которых потемнели и уже начали увядать. Угасающие огни масляных ламп, висевших на стенах, отбрасывали мрачные тени, которые медленно расползались по полу, угрожая поглотить каждую каплю света на своем пути.

Поппи осторожно приблизилась к Фаруку. Если бы она была наемным убийцей, то в это мгновение смогла бы с легкостью вонзить ему кинжал меж ребер. Впрочем, у султана и без того был вид человека, которому только что проткнули сердце острым клинком.

Изнывая от желания хоть как-то успокоить Фарука, Поппи шагнула к нему и прикоснулась к его рукаву.

— Мне очень жаль, — прошептала она. — Я знаю, что вы ее любили.

Дернув рукой, Фарук резко повернулся к ней, его темные глаза пылали яростью.

— Что вам известно о любви? — вскричал он. — Вы всего лишь глупая девственница, которая прячется от мира за стеклами своих очков и за юбкой своей подруги! Единственное, что вам когда-либо станет известно о любви, вы, глотая слезы умиления, почерпнете из какой-нибудь дурацкой истории или поэмы, где мужчина находит ту самую женщину, которая способна унять страдания его сердца.

Несмотря на то что его жестокие слова нанесли болезненный удар ее самолюбию, Поппи стояла на своем:

— Уж лучше я буду верить в такие истории, чем искать любовь, переходя из объятий одного любовника к другому, и никогда не находить ее.

Фарук схватил ее за плечи и приподнял, так что их лица оказались на расстоянии нескольких дюймов друг от друга.

— Между страницами книги может быть только одна женщина для каждого мужчины, но в постели, между простыней и покрывалом, любая женщина способна удовлетворить мужскую страсть.

— Любая? — прошептала Поппи. — Даже такая, как я?

Взгляд Фарука на одно опасное мгновение упал на ее дрожащие губы, а потом он гортанно выругался по-арабски и отбросил ее от себя. Повернувшись, султан стремительно выбежал из зала, а длинные полы его кафтана так и бились вокруг его лодыжек при каждом широком сердитом шаге.