Лунная девушка - Анна Овчинникова

И те же нервные клетки, которые послали по моему телу колючий электрический ток при слове «облава», просигналили мне об опасности еще прежде, чем я услышал вскрик Джейми и громкие незнакомые голоса. Недолго думая, я рванулся вперед в надежде, что сумею справиться с неприятностями, поджидающими меня снаружи.

Моя самоуверенная надежда исчезла, едва я выскочил на улицу. Не успел я осмотреться, как меня ослепил хлестский удар по глазам, в следующий миг мне на шею накинули удавку, с профессиональной ловкостью связали руки… То, что другой конец ремня прикреплен к седлу ол-тона, я осознал лишь тогда, когда сидевший верхом унит пустил своего скакуна рысью, вынудив меня тоже припустить рысцой, чтобы удержаться на ногах.

Целая ола крепкого сна, а впридачу сытная еда настолько привели меня в норму, что я сумел пробежать по заваленным мусором улицам Лаэте, ни разу не упав. Горожане, наверное, еще не пришли в себя после бури: кругом царили тишина и безлюдье, нарушаемые только руганью восседавших на олтонах унитов да воплями пленников. Вместе со мной, словно псы на сворке, за легко преодолевающим все завалы олтоном бежали четверо оборванцев из числа «постояльцев» Маргона, и им этот путь давался куда труднее, чем мне. Когда кто-нибудь из них падал, всадник даже не думал придержать скакуна, волоча упавшего через баррикады, воздвигнутые на мостовой недавней бурей.

Ремень на шее не позволял мне обернуться и отыскать взглядом Джейми, но несколько раз мне казалось, будто я слышу его крик в разноголосице брани и просьб о пощаде, раздававшихся позади. Те четверо унитов, что бежали вместе со мной, падали по нескольку раз, так что к концу путешествия на них было страшно смотреть.

Но путь оказался не слишком долгим: очередной переулок уткнулся в распахнутые ворота, за которыми был длинный двор, упирающийся в двухэтажное каменное здание. Меня мгновенно отвязали от седла, проволокли по узкому проходу между кирпичных стен и швырнули в тесную каморку, прямо в широко распахнутые объятья четверых дюжих стражников.

Надо отдать должное профессионализму лаэтских блюстителей порядка: они действовали так четко и слаженно, что уже через полминуты я распрощался не только с ремнем, стягивающим мои руки, но и с курткой. О последней потере я вовсе не сожалел — лунный день успел набрать силу, теплая погода вот-вот должна была смениться раскаленной жарой.

В комнатушку одного за другим вталкивали остальных пленников, развязывали, срывали мало-мальски приличную одежду, отгоняли к дальним дверям… И скоро двое стражников втащили Джейми, при виде которого я яростно выругался.

Скрэк не держался на ногах, его рубашка превратилась в жалкие клочья, лицо, грудь и живот были изодраны так, словно он врукопашную дрался с тор-хо. Джейми бросили на пол, развязали, подняли и швырнули к двери.

Подхватив приятеля, я оттащил его в угол и усадил у стены. В комнате становилось все тесней, я устроился так, чтобы прикрыть скина от топчущихся вокруг ног, попытался вытереть клочком рубашки грязь с его ободранной груди… Джей-ми пошевелился и со стоном потянулся к правому колену.

— Да, не везет твоей ноге! — согласился я. — Томми Нортон надолго прописал бы тебе постельный режим, но у вас в во-наа такая бурная жизнь, что не успеваешь залечить одни болячки, как уже получаешь новые…

— Все… Мне крышка…

— Брось, бывало и похуже! Скрэк поднял голову, я вздрогнул от дикого отчаяния в его глазах.

— Н-нож…

— Что? Подожди, у тебя что, нашли… Скрэк обхватил голову руками.

— Но ведь тот лысый отобрал твой резак! Когда ты снова ухитрился спереть эту дрянь?! И на кой черт она вообще тебе сдалась…

Я умолк, осознав всю бессмысленность своих вопросов, ответы на которые я знал лучше самого тан-скина. Как на Луне, так и на Земле есть личности, которые не в силах устоять перед запретным плодом. «Запрещено» — вот лучшая реклама для подобных бунтарей; «делаю, потому что нельзя» — вот сила, движущая их поступками… Безразлично, направляют ли они свою машину под «кирпич», осмеливаются ли оседлать тиргона ямадара или носят при себе нож, за владение которым им грозит…

— Джейми, что в Лаэте делают со скинами, у которых находят оружие?

Скрэк поднял исцарапанное бледное лицо, но не успел ответить — дверь рядом с нами распахнулась, крики забивших комнату унитов перекрыл зычный рев:

— Выходите! Шевелитесь, голодранцы, пошли, пошли!

Приговор

Я готов был обнаружить за дверью что угодно: дыбу, жаровню с раскаленными орудиями пытки, дюжих палачей с кнутами в волосатых руках, — но ничего похожего не увидел. Нас ввели в просторную, пахнущую пылью комнату, где стояло полдюжины столов, за каждым из которых восседал унит в неброской коричнево-серой одежде.

Стражники живо выстроили арестованных в несколько очередей, и униты в серо-коричневом принялись вершить суд… Только я не сразу понял, что это именно суд, настолько странной оказалась лаэтская юридическая процедура.

Весь процесс заключался в том, что стражники объявляли, где и при каких обстоятельствах был схвачен этот кархан; судьи задавали подсудимому вопрос-другой, после чего примостившийся на краю стола писец выцарапывал короткий приговор на тонкой металлической табличке. Осужденного волокли прочь, а его место немедленно занимал следующий арестованный. Таким был здешний суд, куда более быстрый и прозаический, чем очередь за горячими пышками!

Стражники потащили Джейми к дальнему столу, а меня толкнули к третьему от дверей: за ним в кресле с высокой спинкой торчало дряхлое чучело с немигающими желтыми глазами. Передо мной в очереди оказался изуродованный унит, с которым мы дрались в притоне Маргона; я и ахнуть не успел, как чучело уже вынесло ему приговор. Вердикт состоял из одного-единственного слова, совершенно непонятного мне, зато отлично понятого калекой — тот вздрогнул, побелел и пошатнулся.

— Нет! Нет! — оборванец вцепился в край стола трехпалой рукой. — Я не был там, великомудрый! Я провел всю олу в хибаре Маргона…

Его оттолкнули от стола и поволокли прочь.

— Я невиновен! — барахтаясь в руках стражников, вопил калека. — Клянусь, невиновен! Даже этот итон может подтвердить, что я…

Чучело широко распахнуло круглые глаза без ресниц и уставилось на меня немигающим совиным взглядом.

— Итон? — проскрипело оно. — Что-что?

Кажется, пора было заявить о своих правах, причитающихся мне как равному чистой крови — и, откинув волосы со лба, я посмотрел на судью таким взглядом, каким когда-то смотрела на меня принцесса Наа-ее-лаа, принимая за «презренного кархана». А передо мной сидел именно кар-хан, причем из невысокой касты, потому что носил клеймо на левом, а не на правом виске.

— Имя? — каркнуло чучело.

— Джулиан Райт, — чистосердечно ответил я.

Судья зажевал губами, видимо, пытаясь перемолоть столь непривычное для унита имя.