Молитва по ассасину - Роберт Ферриньо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он достал из кармана куртки «циклоп». Внешним видом устройство для записи и воспроизведения напоминало портсигар из серебра высшей пробы. Великолепная штучка, сделанная в России. Экран не толще человеческого волоса, а встроенные камеры — не крупнее булавочной головки. Раскрыв «циклоп», Дарвин включил быструю перемотку. Любимые места имели специальные пометки. Вот Ракким входит в гостиную профессора Уоррик, выходит из нее, возвращается, как маленький стойкий оловянный солдатик. Он замедлил воспроизведение и увеличил лицо бывшего воина-тени. Как же быстро тот совладал с отвращением, склонился над трупами и занялся делом! Фидаин всегда фидаин.
Дарвин установил в доме четыре камеры. Над парадной дверью, над задней, в гостиной и ванной. Они непрерывно собирали и фиксировали информацию, затем по команде передавали единым сжатым импульсом. Отследить почти невозможно. Хорошая система, но не без изъянов. Ракким и толстый полицейский выходили из дома с картонными коробками. Камера у передней двери запечатлела их уход, но Дарвин понятия не имел, какой груз находился внутри коробок. Существовали другие системы, способные рассмотреть предметы, скрытые под одеждой или в подобной упаковке, даже определить, беременна ли женщина, но все они отличались громоздкостью и сильно фонили, позволяя себя обнаружить. Дарвин предпочитал работать тихо и незаметно. Он включил перемотку назад, еще раз внимательно просмотрел запись. Судя по тому, как кряхтел толстяк, коробка оказалась тяжелой. Мириам сумела-таки утаить от него нечто важное. Ладно, пусть. Он нисколько не жалел.
А старик действительно испугался. Впервые за все время их сотрудничества Дарвин почувствовал его беспокойство. Четыре года назад Старейший поручил ему убрать офицера армейской разведки — трехзвездного генерала, делавшего стремительную карьеру после реорганизации государственных архивов. Задачка выдалась не из легких. Генерал оказался солдафоном с ног до головы. Никогда не покидал военный городок, да еще и окружил себя личной охраной. Старика он беспокоил, но не более того. Старейший никогда не объяснял Дарвину, зачем ему надо, чтобы генерал умер, а Сара, напротив, осталась жива. Ради какой цели требовалось просто следить за ней? Не надеялся ли он, будто девушка приведет его к великому сокровищу? Но старик и так безумно богат. Следовательно, сокровище ценно не в обычном смысле этого слова. Возможно, Сара укажет ему путь не к чему-то, а к кому-то? Впрочем, Дарвина подобные нюансы мало беспокоили. Его вдохновляла лишь сама работа и опасность, с ней связанная. Тем не менее из-за девушки старик даже стал повторяться: «Я не хочу, чтобы она пострадала! Ни она, ни Ракким. По крайней мере, сейчас». Нет, подобные обстоятельства все же не могли не вызывать любопытства.
Дарвин машинально сполз с сиденья за мгновение до того, как его слуха коснулся звук шагов. В боковом зеркале появилось отражение молодой пары. Взявшись за руки, они беззаботно шагали по тротуару. Фонарь возле стоянки осветил полную рыжеволосую девушку с накрашенными губами и ее сутулого кавалера. Остановившись, молодые люди тесно прижались друг к другу и слились в долгом поцелуе. Затем девушка побежала по дорожке к ближайшему дому, а юноша побрел в обратном направлении. У самого крыльца рыжеволосая помахала спутнику, однако тот даже не заметил: вероятно, ему срочно требовалось как-нибудь справиться со своей эрекцией. Дарвин взял в губы соломинку. Бумажный стакан почти опустел, и он не столько тянул пиво, сколько вздувал пену. Мириам вот тоже в последние минуты жизни, захлебываясь, пускала носом пузыри.
В районе, где живут фундаменталисты, прошедшую мимо него парочку непременно забили бы камнями до смерти. Причем отцы и дяди стояли бы в первых рядах: подобное бесчестье для семьи нельзя оставлять безнаказанным. Даже модерны избегали физического контакта на публике. Католики словно наслаждались подобным провокационным поведением. Держались за руки, целовались, выставляли напоказ тело. Столь наглое поведение являлось актом неповиновения, мятежом плоти, как сказал один аятолла в своей знаменитой проповеди. Дарвин допил пиво и бросил стакан в мешок для мусора, который он постоянно держал в машине. Пусть католики хоть трахаются в Великой мечети в разгар Рамадана, а фундаменталисты сжигают заживо гомосексуалистов или жарят на углях представителей белой расы. Лично его подобные проблемы совершенно не волновали. Да и Всевышнему, по его мнению, если таковой действительно существовал, на все эти дрязги было совершенно наплевать.
Фундаменталисты всегда вели себя так, словно Аллаха легко оскорбить. Дарвин испытывал уверенность совершенно в обратном. Любой бог, если он создал мир, более всего напоминавший выгребную яму, не мог отличаться чрезмерной щепетильностью. Ну как такого можно задеть за живое? Да всякий здравомыслящий человек рано или поздно придет к аналогичному выводу. Исходя из всего, известного ему о божественной деятельности, лишь в одном не имело смысла испытывать сомнений: для Создателя вопли корчащихся в страданиях чад его — музыка, слаще соловьиного пения. Дарвин улыбнулся. А еще, вполне вероятно, Ему тоже нравится земляничное пиво.
В фидаины принимали только мусульман. Либо по происхождению, либо обращенных. Тут он ничем не отличался от других. Религиозные наказы входили в процесс обучения, молитвы совершались пять раз в день. Посты соблюдались неукоснительно. Не помогло. Набожность укрепляла тех, кому недоставало силы духа, а людям типа Дарвина догматы веры лишь мешали сосредоточиться на пути к достижению цели, если вообще не являлись главным препятствием. Необходимость притворяться отпала после того, как его приняли в ассасины. Для них не существовало ни законов, ни ограничений, ни молитв. Они были абсолютно свободны.
Он повертел в руках «циклоп», еще раз посмотрел на Раккима, входящего в ванную. Особенно ему нравился эпизод, где фидаин, доставая тело Мириам из воды, прижимал его к себе. Одежда на нем промокла, с распущенных волос покойницы на ботинки капала вода, однако он, со странным уважением и нежностью, стараясь не смотреть на обнаженное тело, нес ее к кровати. Эту самую нежность Дарвин намеревался использовать против него. Сделать ее причиной гибели Раккима.
Одно прикосновение, и в «циклоп» загрузились последние часы наблюдения. Дарвин просмотрел запись в ускоренном режиме, разделив экран на четыре части — по одной на камеру — и переключив воспроизведение в инфракрасный режим. В доме профессора Уоррик царила темнота. Тела уже убрали. Скверно. Человек, сидевший в такси, вопреки его ожиданиям, не возвращался даже после ухода полиции. Он явно имел отношение к его поискам, даже если бы в машине оказалась не Сара. Подобные вещи Дарвин улавливал на уровне инстинкта. Он убрал «циклоп» в карман и улыбнулся. Может, девушка не появляется, дожидаясь, пока истечет срок траура?
Дверь церковного подвала распахнулась, и на улицу не совсем твердой походкой вышел Ракким в сопровождении толстого полицейского.
Дарвин только того и ждал. Оставалось проследить за фидаином и выяснить его нынешнее место обитания. Люди старика обложили «Полнолуние», но бывший воин-тень там не появлялся. Ему, правда, удалось найти квартиру Раккима, только она пустовала уже несколько дней. Скорее всего, хозяин забрал из нее все необходимое, тем не менее Дарвин не отказал себе в удовольствии примерить висевшую в шкафу одежду, присесть на кровать и даже немного попрыгать под пение пружин. Объект его поисков наверняка имел достаточно нор, раскиданных по всему городу и снятых под чужим именем, — комнат и небольших квартир в жилых и промышленных зданиях. Ракким знал много уловок, но ни одна из них ему сегодня не поможет. Дарвину достаточно узнать, где находится его основное пристанище. Там, где Ракким засыпает и видит сны. Да, именно так. Все остальное решится само собой, надо только выяснить местоположение его базы.