Путешествие на Тандадрику - Витауте-Геновайте Жилинскайте

— Вы только поглядите! — проворчал наблюдательный сыщик, указывая крылом на верхушку одной из стен.

Там блестели четыре пуговицы от командирского мундира, вмурованные в сверкающую стену! «Вот тебе раз!» — воскликнул бы их владелец, а Кутас добавил бы: «Мне пришло в голову, что из-за этих пуговиц и мундир украли». Сам же мундир валялся на склоне холма. Твинас приковылял к нему и сунул под крыло — когда вернётся, отдаст командиру.

Путешественники обошли вокруг строения. Вдруг на глаза попадётся ещё что-нибудь интересное?

— Удивительно организованный народ! — ещё раз похвалила Лягария. — Одно удовольствие руководить такой дисциплинированной армией трудяг.

Именно в это время строительные работы прекратились. Жуки начали спускаться со стен. Мохнатые строители потянулись в норки на склонах холмов, чтобы отдохнуть после трудового дня. В мгновение ока пространство вокруг блистающей башни опустело… Но что это? Удивлённый Твинас схватил свою трубку в клюв. Сначала один, потом другой, следом третий жук возвращались, осторожно подкрадывались к покинутой башне, а затем, зажав клешнями отшлифованный кусочек слюды, скатывали его с откоса и, очутившись внизу, волокли дальше, без сомнения — в собственную норку. Один вцепился даже в командирскую пуговицу, отодрал её от стены, сбросил вниз, а затем скатил с пригорка, как обруч. Тут уж не удержалась и Лягария: подскочив к строению, она выцарапала оставшиеся три пуговицы. Твинас сунул их в карман командирского мундира.

— Как же это получается? — опешил Твинас. — Ведь они воруют… у самих себя!

— И при этом строят башню! Которую никогда не построят… — добавил Менес.

— Рискованно, но, может, исследуем их норку, джентльмены, — проявила отвагу лягушка, которой не давала покоя храбрость Эйноры.

Они выбрали ближайшую, Твинас нашёл прутик и осторожно стал ковырять ею в норке. Он выкатил одну округлую блёстку, другую, третью, четвёртую… Неплохая горка набралась!

— Как вы думаете, джентльмены, возьмём на память?

Джентльмены не успели и слова сказать, как Лягария стащила с себя серую накидку и высыпала в неё добычу. Связав в узел концы, лягушка приготовилась закинуть ношу за плечо, но тут её остановил басовитый голос:

— Бросьте! Трубки морёные, говорят вам: выбросьте немедленно!

Но было уже поздно. К ним подлетел мохнатый коврик из прильнувших друг к другу насекомых. На нём восседал толстый, неуклюжий, одряхлевший жук, судя по всему — их правитель. Часть его свиты отделилась от коврика, метнулась к лягушкиной ноше, и в одно мгновение из узелка были извлечены и доставлены правителю все блёстки. Затем жуки роем понеслись к расковырянным стенам башни, ощупали, обнюхали их и вернулись назад, покачивая на лету клешнями. Они разъярённо прожигали глазками путешественников.

— Возможно, я заблуждаюсь, — проворчал Твинас, — но только всю вину за незавершённое строительство они хотят свалить на нас… космических пришельцев.

— Нашли козлов отпущения! — разозлилась Лягария и решительно схватила прутик. — Вот возьму и на глазах у всех обыщу под холмом ещё чью-нибудь норку! Пусть тогда поглядят, кто тут настоящий вор…

— Нас окружают, — предупредил Твинас. — Предлагаю уносить ноги.

— Самое время, — согласился Менес.

Лягария отшвырнула прутик и первая бросилась бежать, даже накидку забыла. На этот раз она не собиралась морочить джентльменам головы рассказами о лунном свете. Она так проворно прыгала, что сразу же оставила далеко позади обоих коллег, и всё потому, что трезвый разум нашёптывал ей: преследователи наверняка схватят того, кто бежит последним, то есть толстяка Твинаса с командирским мундиром под крылом.

Но и на этот раз она промахнулась. Жуки обогнали троицу и преградили им дорогу. Игрушки кинулись назад, к золотой башне. Рядом со строением по-прежнему восседал правитель жуков, причём подстилкой ему служила серая накидка Лягарии…

Эйнора и Кутас удобно расположились на уютной лужайке, откуда был хорошо виден облепленный жуками трап «Серебряной птицы».

— Кадрилис! — окликнул Кутас. — Дружище!

Изнутри не донеслось ни слова, ни шороха. Стены корабля вообще не пропускали никаких звуков. А жуки лишь подозрительно пошевелили клешнями и снова успокоились. Кутас, который знал горячий нрав Кадрилиса, не был уверен, что тот выдержит долго один взаперти. Но в любом случае им не оставалось ничего иного — только ждать: или возвращения разведчиков, или очередной придумки смекалистого командира.

Прислонившись к кочке, они наслаждались ласковым осенним деньком и запахом травы, который напоминал им о покинутой далёкой родине.

— Ой! — вырвалось у Эйноры, которая неосторожно притронулась к ужаленной жуками руке.

— Хочешь, я отдам тебе ещё кусочек бинта? — предложил Кутас. — У меня ожоги почти зажили, бери!

— Спасибо, не нужно, — отказалась Эйнора. — Солнце и воздух тоже лечат.

— Ну, раз так, — попросил щенок, — развяжи мне всё это.

Эйнора стала осторожно разматывать бинт с его лап, а Кутас заговорил снова:

— Мне пришло в голову…

— Как обычно, — улыбнулась Эйнора.

— Ну да, мне и Кадрилис сказал, — вспомнил Кутас, — чтобы я так не говорил, но я всё время забываю и повторяю эти слова… — И он с виноватым видом сдёрнул пластырь с мордочки. — Я не должен так говорить…

— Ты должен так говорить! — повелительным тоном приказала Эйнора. — Пойми, ты не можешь не говорить эту фразу, как Твинас не может не сосать свою трубку, как Лягария не может не смотреть трезво, как Кадрилис не может сгоряча не пускаться вскачь…

Кутас долго следил за тем, как тонкие пальчики Эйноры разматывают и сматывают бинт, и под конец выложил начистоту:

— Ты же не знаешь, но это Твинас стащил твою перчатку у Лягарии, чтобы у неё не осталось веще… ственного доказательства.

Эйнора прекратила своё занятие.

— Вот как?

— Знаешь, — с самым серьёзным видом повернул к ней мордочку Кутас, — Твинас хоть и полноват и мешковат, зато он такой благородный, другого такого днём с огнём не сыщешь! Он твою украденную у лягушки перчатку таскал в шлёпанце, потому так тяжело и ко… ковылял. Я всё нюхом чую, вот!

— Да, нюх у тебя хоть куда, даром что без фасолины, — улыбнулась кукла.

— Ох, Эйнора! — оцепенел от восторга щенок. — Если б ты только знала, какая ты красивая, когда улыбаешься! Ни на одной картинке такую не увидишь!

— А на что мне эта красота, — горестно поджала губы Эйнора. — От неё одни несчастья.

— Не говори так, — укоризненно глянул на неё щенок из-под седых бровей. — Ты ещё не знаешь, что такое настоящее несчастье.