Соловей - Кристин Ханна

Над головой снова мелькнула непонятная тень. Что там может двигаться?

Изабель быстро перешла на другую сторону улицы, лавируя между автомобилями. Стараясь не сбиться на бег, миновала уличное кафе, за столиками которого потягивала вино немецкая солдатня, и направилась к угловому дому с небольшим садом.

Вот там она его и увидела. В садике, за густой живой изгородью и большой кадкой, в которой росло лимонное деревце, на земле скорчился человек.

Изабель скользнула в сад, уловила шуршание гравия – человек явно старался отползти подальше.

Шуршание стихло.

Изабель слышала, как гогочут немцы в кафе на улице, как подгоняют замученных официантов.

Время ужина. Час, когда оккупанты сосредоточены на том, чтобы набить брюхо французскими деликатесами, залить глотку французским вином. Изабель подкралась поближе и заглянула за лимонное деревце.

Человек, сидевший за кадкой, сжался так, будто изо всех сил пытался сделаться невидимым. Лицо грязное, один глаз заплыл, британская летная форма не оставляла никаких сомнений.

– Боже, – прошептала Изабель. – Англичанин?

Он молчал.

– Royal Air Force?[4] – спросила по-английски.

Он испуганно вытаращился. Изабель видела, что он мучительно размышляет, можно ли ей доверять. Потом очень медленно кивнул.

– Давно вы здесь прячетесь?

– Весь день.

– Вас поймают. Рано или поздно. – Изабель знала, что нужно многое выяснить, но сейчас нет времени. С каждой секундой, что они здесь торчат, опасность увеличивается. Чудо, что его до сих пор не схватили.

Необходимо либо помочь британцу, либо уходить, не привлекая внимания. Уйти, безусловно, разумнее.

– Авеню де Ла Бурдонне, – зашептала она по-английски. – Дом сразу за углом. Сейчас я пойду туда. В девять тридцать выйду за сигаретами. Вы подойдете к дверям. Если за вами не будут следить, я помогу вам. Вы меня понимаете?

– Откуда мне знать, что вам можно доверять?

Изабель, не выдержав, рассмеялась.

– Я совершаю сейчас очень большую глупость. И обещаю впредь не быть столь импульсивной. Впрочем, ладно. – Развернувшись, она вышла из садика, защелкнув за собой калитку. И всю оставшуюся дорогу жалела о своем опрометчивом решении. Но теперь уж ничего не поделаешь. Изабель шла не оглядываясь до самого дома, но, посмотрев на массивную медную ручку по центру дубовой двери, ощутила, как голова кружится от страха.

Повернув ключ в замке, толкнула дверь и бросилась в спасительную темноту. Вестибюль был забит велосипедами и тележками. Изабель кое-как протиснулась к винтовой лестнице, опустилась на нижнюю ступеньку и затихла.

Раз сто она посмотрела на часы, убеждая себя, что этого делать не стоит, но ровно в девять тридцать вышла на улицу. Стемнело. Фонари не горели, на окнах светомаскировка, и потому на улице мрак, как в пещере. Автомобили с погашенными фарами шуршали мимо; звук мотора, бензиновая вонь и лишь на краткий миг блеснет в лунном свете темный металл. Она закурила, медленно выпустила дым, пытаясь успокоиться.

– Я здесь, мисс.

Изабель шагнула назад, открыла дверь:

– Держитесь рядом. Смотрите под ноги.

Они пробрались мимо деревянных тачек и велосипедов, то и дело натыкаясь на торчащие рули и педали. Никогда еще Изабель не взбегала на свой пятый этаж так стремительно. Втолкнула англичанина в квартиру, захлопнула дверь.

– Раздевайтесь, – скомандовала она.

– Простите?

Она зажгла свет.

Парень оказался гораздо выше ее. Широкоплечий, но сухощавый, лицо узкое, а нос выглядит так, будто несколько раз сломан. Из-за коротко остриженных волос голова походила на одуванчик.

– Ваш летный комбинезон. Снимайте. Быстро.

О чем она только думает? Отец вернется домой, обнаружит летчика и сдаст их обоих немцам.

Куда она денет комбинезон? Еще эти башмаки – убийственная улика.

Парень тем временем уже стянул одежду.

Изабель никогда не видела взрослого мужчину в одних трусах и майке. Почувствовала, что краснеет.

– Не смущайтесь так, мисс, – улыбнулся он, как будто не происходило ничего особенного.

Сунув свернутый комбинезон под мышку, она указала на жетон. Он стянул с шеи и отдал ей два металлических кругляшка. На обоих один и тот же текст. Лейтенант Торренс Маклей. Группа крови, вероисповедание и номер.

– Идите за мной. Тихо. Как это по-вашему… на кончиках пальцев.

– На цыпочках, – поправил он.

Изабель отвела летчика в свою комнату. Там – медленно, стараясь не шуметь, – отодвинула шкаф и открыла тайное убежище.

Строй кукол уставился на них стеклянными глазами.

– Какая жуть, мисс, – поежился парень. – И здесь очень мало места для крупного мужчины.

– Залезайте. И сидите тихо. Один неосторожный звук – и нас обнаружат. Мадам Леклерк, соседка, очень любопытна и может быть коллаборационисткой, понимаете? А еще скоро вернется мой отец. Он работает в немецком штабе.

– Твою мать…

Она понятия не имела, что он хотел этим сказать, но не было сил разбираться – она и так вся взмокла от напряжения, блузка липла к груди. О чем она только думала, предлагая помощь этому человеку?

– А что, если мне надо будет… ну, вы понимаете?

– Терпите. – Она втолкнула его в каморку, сунула следом подушку и одеяло со своей кровати. – Я вернусь, как только смогу. Сидите тихо, ясно?

Он кивнул:

– Спасибо.

Не удержавшись, она покачала головой:

– Я просто дура. Жуткая дура.

Прикрыла дверцу, задвинула шкаф на место, не совсем ровно, но сойдет. Теперь надо избавиться от одежды и жетонов, пока не явился отец.

Она босиком прокралась через квартиру. Неизвестно, что могут подумать жильцы снизу, услышав, как тут двигают шкафы. Лучше перестраховаться. Затолкав комбинезон в старую сумку, прижала ее к груди, почти проползла мимо двери мадам Леклерк и кинулась вниз по лестнице.

И только на улице наконец шумно вдохнула.

И что теперь? Такой груз не выбросишь где попало. Не хватало еще втянуть в неприятности других людей…

Впервые Изабель обрадовалась затемнению в городе. Ступила на тротуар – и растворилась во тьме. Близился комендантский час, и парижане исчезали с улиц, а немцы слишком заняты французским вином, чтобы разглядывать, что там творится снаружи.

Изабель постаралась успокоиться. Подумать. Возможно, до комендантского часа остаются считанные минуты, – впрочем, это не самая большая проблема. В отличие от отца, который вот-вот вернется.