Бегство со Светлого берега - Айви Вальтеровна Лоу-Литвинова

После завтрака Нина Петровна устроилась на террасе и стала разглядывать сотоварищей по дому отдыха, совершенно забыв, что собиралась послать телеграмму. Из двух разных дверей вышли две женщины и встретились на террасе. «Где вы были? — воскликнула одна. — Почему не подождали меня? Я уже стала волноваться». Слово «волноваться» как током ударило Нину Петровну; она вскочила и бросилась в дом. В конторе ей объяснили, что телеграммы забирает почтальон, когда приносит дневную почту, и она уселась за столик, чтобы написать свое послание. Но, узнав, что получить ответ сможет в лучшем случае через двадцать четыре часа, отказалась от этой мысли, купила цветную открытку с видом дома отдыха в Одессе и своим быстрым, но разборчивым почерком написала на обратной стороне, что 1) она благополучно добралась до места, 2) сумела устроиться, хотя бы на первое время, в отдельной палате и 3) все было бы прекрасно, не беспокойся она о результатах рентгена Ирочки, а это мешает ей отдыхать спокойно. Она знала, что получит ответ в лучшем случае через три, а то и четыре дня, и то если они соберутся ответить сразу же по получении письма, а это было маловероятно. Люди приходят с работы уставшие и голодные, у них, быть может, и нет под рукой конверта. Возможно, ей придется дожидаться ответа целую неделю, но она уже почти убедила себя, что ответ будет утешительный — сам процесс написания принес ей успокоение. Она решила пойти прогуляться в лесу.

Тем временем дом отдыха постепенно наполнялся, но в комнату Нины Петровны никого не поселяли. Она пристально разглядывала каждую вновь прибывшую женщину, снова и снова надеясь, что это не она разделит — нет, нарушит — ее уединение. Не эта с пустым взглядом и не та с суетливым выражением лица и отвислыми румяными щеками. Не эта неприятная старуха, кутающаяся в шаль. Никто не вызывал в ней симпатии, и меньше всего эти молодящиеся пожилые женщины, лет пятидесяти и старше, красившие волосы и напяливавшие прозрачные чулки на ноги с набухшими венами, с их вечной болтовней и смешками. Были, конечно, и такие, к которым старость пришла в должное время, а они ничего не стали делать, чтобы отсрочить ее приход. Эти предпочитали простые платья и прически, которым были привержены всю жизнь, а по их глазам было видно, что жизнь их прошла в умственной работе. Нина Петровна, начинавшая корректором в издательстве, принадлежала именно к этой, меньшей группе. Но, оглядываясь по сторонам, она думала: «Все равно все мы старые». Позже появились гости и помоложе, захватившие в свою собственность несколько столиков в столовой. Всеобщее внимание привлекли бледный мужчина лет под сорок и его молодая нарядная жена; он — угрюмостью лица, а она тем, как ярко одевалась и красилась. Она меняла наряды так часто, что однажды про нее было сказано: «Хотелось бы знать, сколько она привезла чемоданов?» Моложе всех была чета новобрачных. Этих никогда не видели порознь, они, казалось, приросли друг к другу и с небольшого расстояния виделись одним человеком с двумя головами, всегда обращенными одна к другой, так что можно было лишь удивляться, как они никогда не споткнутся. За столом они почти ничего не говорили, ели все, что им приносили, а когда на тарелках ничего не оставалось, вставали и друг за другом направлялись к дверям, а выйдя на просторное место, смыкались вновь и продолжали свою нескончаемую беседу.

В холле рядом со столовой висела доска, разбитая на ячейки, в которые клали письма, и Нина Петровна каждый раз с нетерпением набрасывалась на ячейку под буквой О в ожидании адресованного ей письма. Но когда прошло пять дней, а письма все не было, ею овладели тревога и обида. А когда истекла уже целая неделя, а письмо не пришло и на восьмой день, Нину Петровну охватила панике. На девятый день она вышла в коридор с твердым намерением, если письма не будет и сегодня, сразу же после завтрака идти на почту и посылать телеграмму. Но словно в ответ на ее отчаяние, на этот раз под буквой О была телеграмма. Она схватила маленький конвертик и заставила себя не разорвать его, а отлепить кусочки липкой ленты, склеивающей края. Развернув бланк, она прочла: «Дорогая, все в порядке, написала тебе два письма. Целуем все. Соня». Нина Петровна заняла свое место в столовой и, уже сидя, перечла телеграмму. За столом теперь было занято и четвертое место; за ним сидела оживленная женщина лет шестидесяти, с мелкими чертами лица и блестящими глазами. Нина Петровна уже успела поведать ей о своих переживаниях, связанных с отсутствием писем; теперь она показала ей телеграмму и сказала: «Вот видите, зря я так волновалась». Но Юлия Андреевна взглянула на телеграмму и ответила: «Это не вам, это вот той женщине», и показала на сидевшую за два столика от них старую даму, похожую на черепаху.

Нина Петровна вновь посмотрела на телеграмму — она была подписана не Соней, как ей показалось, а Таней. Да и с какой бы стати Соня назвала ее «дорогой»? — такие нежности в их доме не были приняты. В голове у Нины Петровны что-то пронзительно зазвенело, но она нашла силы, чтобы встать и передать телеграмму настоящему адресату. «До сих пор я здесь была одна на букву О», — сказала она с извиняющейся улыбкой, втайне обозвав себя старой дурой.

А вечером пришло и настоящее письмо из дома. Соня писала, что все в порядке, рентген не показал ничего плохого и следующая реакция Пирке была отрицательной; все они были рады ее открытке и задержались с ответом, так как дожидались для нее хороших вестей, и все они желают ей хорошего отдыха. А кроме того, Ваня пытается продлить ей путевку, чтобы она смогла провести еще месяц в доме отдыха, подальше от московской жары и духоты. Нина Петровна была очень рада узнать, что Ирочке ничто не угрожает, но настроение поднялось все же не до такой степени, как следовало бы: после того как первая телеграмма принесла ей облегчение, пусть и ложное, она уже почему-то перестала волноваться за Ирочку.

Нина Петровна наслаждалась уединением в отдельной комнате целых две недели, но она знала, что со дня на день ожидается новый заезд, и с замиранием сердца гадала, кто окажется ее соседкой по палате. Был момент надежды, когда в торце коридора она обнаружила крохотную комнатку, по сути