Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953 - Джеймс Хайнцен

Однако бюро Совета министров 12 мая 1949 г. отложило предложение 1948 г. в долгий ящик. Юридический консультант, изучавший предложение, в своем заключении заявил, что с ним нужно подождать, поскольку комиссия уже работает над новым уголовным кодексом, в который должны войти новые санкции90. Позже история повторилась; подготовка существенно пересмотренной, долго обсуждавшейся редакции УК, вновь предполагавшей ужесточение наказаний за взяточничество, завершилась в 1952 г., но и этот проект не был проведен в жизнь до смерти Сталина91. Несмотря на ряд попыток внести в уголовный кодекс более строгие приговоры, в период позднего сталинизма законодательство не претерпело изменений.

С улучшением условий труда, толкавших судей, прокуроров и следователей на незаконные махинации, дело обстояло так же, как с ужесточением наказаний за взяточничество. В Москву продолжали поступать рассказы очевидцев о тяжелом положении за пределами столицы. Анонимное письмо, адресованное председателю Совета министров и в ЦК, от человека, назвавшегося просто сельским прокурорским работником, наглядно свидетельствует, как трудно было плохо оплачиваемым следователям устоять перед взятками92. Автор письма жаловался, что даже малообразованным сотрудникам милиции два года назад повысили зарплату, а работники прокуратуры в районе по-прежнему прозябают на нищенских окладах. Такая ситуация, заявлял он, ведет к подрыву системы правосудия на местах. Она также вызывает текучку кадров в прокуратуре, поскольку ее работники могут найти места с более высокой зарплатой в МВД, местных советах и других учреждениях. «Какой я прокурор, – сокрушался он, – что получаю меньше всех и в материальном отношении во всем зависим. Не случайно еще в органах прокуратуры и суда очень квалифицированные юристы сами попадают на скамью подсудимых за взятки, ибо к этому приводит материальная сторона, и неслучайно серьезные преступники иногда остаются безнаказанными по линии органов правосудия потому, что влияет материальная сторона». Для борьбы с таким влиянием автор просил уравнять оклады в прокуратуре и судах с окладами в милиции. Государство от этого «не понесет убытков, а только выиграет, а преступный элемент проиграет». Сафонов сделал на письме краткую пометку о том, что в принципе согласен с его содержанием.

Сафонов действительно в июле 1949 г. направил Сталину слезную мольбу утвердить повышение окладов работникам прокуратуры. В особенности вне крупных городов, указывал он, это в основном молодежь, не слишком квалифицированная и склонная принимать незаконные подарки. А органы прокуратуры могут приносить реальную пользу государству лишь в том случае, если они «независимы от местных влияний» и «неподкупны»93. Из-за несоответствующей оплаты много квалифицированных людей в 1946-1948 гг. ушло из прокуратуры; за один только 1948 г. органы прокуратуры в стране лишились почти четверти работников94.

В личной и весьма примечательной записке, написанной в тот же день, что и письмо Сталину (2 июля 1949 г.), Сафонов выражался еще откровеннее. «Я убедительно прошу вас, Лаврентий Павлович, поддержать нашу просьбу», – взывал он. Работники прокуратуры должны получать достаточно, чтобы политически правильно понимать свою работу и «противостоять местным влияниям и разного рода соблазнам, вроде бесплатной бутылки спирта или купленных в колхозах за бесценок продуктов»95. Короче говоря, главный прокурор страны смело заявлял Сталину и Берии, что рядовых сотрудников правоохранительной системы слишком легко подкупить бутылкой спирта или дешевыми продуктами.

Не только прокуратура била тревогу по поводу недостаточной оплаты. Судебные власти в 1952 г. все еще просили повысить оклады местным судьям, а значит, по крайней мере одна из коренных причин взяточничества, по их мнению, так и не была устранена. Судьи и другие судебные работники по-прежнему связывали проблему взяточничества с маленькой зарплатой, недостатком подготовки и статуса, плохим образованием (извечной бедой местной администрации). Автор анонимного письма Молотову от 10 июля 1952 г., подписавшийся «народный судья сельского района с Урала», сетовал на низкий престиж, совершенно недостойные оклады и чрезвычайно тяжелое материальное положение работников судебных органов96. Этот судья заверяет Молотова, что руководствуется не просто желанием повысить собственный уровень жизни, но тревогой из-за разлагающего влияния скудной заработной платы на судей, подходя к главному -почему так вредно платить судьям так мало: «Не сочтите, Вячеслав Михайлович, что автор настоящего письма карьерист или крохобор. Я сообщаю Вам о фактах, и такие факты относятся не к одному мне. Вообще материальное обеспечение судей очень низкое, и назрел вопрос о его пересмотре, с тем чтобы судьи и с этой точки зрения были независимыми, чтобы исключался любой соблазн, недостатки в материальном обеспечении». Иными словами, судьи чувствуют себя вынужденными хвататься за любую возможность дополнить мизерный оклад, даже если это ставит под сомнение их честность.

Разумеется, правоохранительные ведомства пытались использовать кампании против коррупции (в том числе указывая на вопиющие случаи взяточничества среди собственных сотрудников) как шанс добиться повышения оплаты и статуса. И в течение всего описываемого периода работники прокуратуры и суда не переставали жаловаться на недостаток уважения к ним и их работе97.

В конечном счете кампания по искоренению взяточничества достигла весьма немногого, по мнению тех, кто говорил, что последнее разлагает учреждения, подрывает авторитет правоохранительных органов и других важных институтов советской власти, а также оказывает пагубное воздействие на повседневную жизнь советских граждан, которые принесли столько жертв на алтарь победы в войне. Слабости кампании (и их причины) проливают свет на существенные черты позднесталинского государства и его взаимодействия с обществом, старавшимся оправиться от военной катастрофы98.

Кампании послевоенного сталинизма против взяточничества, кажется, имели некоторые скромные краткосрочные результаты99. Согласно статистике Министерства юстиции, судьи по приказу, выпущенному в 1946 г., иногда выносили осужденным за взяточничество более суровые приговоры, чем прежде. Доля приговоренных к лишению свободы за получение взяток возросла с 74 % в 1946 г. до 88 % в 1947 г. Доля осужденных за дачу взяток и приговоренных к заключению немного увеличилась – с 67 % в 1946 г. до 75 % в 1947 г.100 Тем не менее почти четверть осужденных взяткодателей не получила тюремных сроков.

Партийные органы выражали разочарование итогами кампании. В письме от 14 февраля 1947 г., подписанном заместителем начальника Управления кадров ЦК Никитиным, говорилось, что ни министр юстиции, ни генеральный прокурор не отнеслись к вышеупомянутому приказу достаточно серьезно, не сумели разработать и осуществить необходимые меры. Хуже всего – судьи и прокуроры по-прежнему берут взятки и не отличаются дисциплиной101. Доносы, чьи авторы заявляли, что знают о взяточничестве в судебных и прокурорских ведомствах, а также во множестве других организаций и предприятий, продолжали поступать «в большом количестве».