Пока Париж спал - Рут Дрюар

– Не знаю наверняка, но думаю, что куда-то далеко на Восток. Они меняют машинистов на границе. Только боши знают, куда они действительно направляются.

Морщины на лбу Альберта становятся еще глубже.

– Только боши. Ублюдки!

Шарлотта встает. Жан-Люк видит, что она пытается успокоить Самюэля, который громко плачет. Они оборачиваются на Марию, когда та возвращается на кухню с металлическим молочником.

– Это стоило мне двух пачек сигарет «Житан».

– У нас есть сигареты.

Жан-Люк засовывает руку в нагрудный карман и достает оттуда пару смятых пачек. Он толкает их по столу вперед.

– Итак, – Альберт закуривает, – эта женщина попросила вас взять ее ребенка?

Он протягивает открытую пачку Жан-Люку.

– Да. – Жан-Люк трясет головой, отказываясь от предложенной сигареты, – Она умоляла меня. Она знала, что случится, если она возьмет его с собой в поезд.

– Но почему вы не отдали его кому-то другому?

– У нас никого не было. И… мы торопились уехать из Парижа. Мне нужна была форма бошей, чтобы выбраться со станции, вы же понимаете.

Альберт кивает, легкая улыбка играет у него на губах.

– Мне пришлось подстрелить боша, чтобы получить ее. Я знал, что они будут меня искать, а мне негде было оставить ребенка, чтобы он был в безопасности.

Он замолкает на мгновение.

– Я пошел домой к Шарлотте. Я не знал, куда еще мне идти, и мама Шарлотты помогла нам. Рассказала про вас и дала нам денег.

– Она знала? – Альберт кашляет, и его тяжелый кашель выдает в нем курильщика со стажем, чья мокрота скапливалась в легких годами.

Мари встает и хлопает его по спине.

– Я же говорю тебе, что пора прекращать курить.

– Ты бы лишила меня всех удовольствий, если бы могла, да, женщина?

Она громко цокает, но продолжает гладить его по спине.

– Я удивлен, что твоя мать позволила своей единственной дочери вот так уйти. Она знает, что это очень опасно.

– Она не могла меня остановить, – Шарлотта говорит это, высоко подняв подбородок.

– Слава богу, у меня нет дочерей. – Он смеется гортанным смехом. – Я всегда говорил, что от дочерей одни неприятности. Вы уже думали, куда отправитесь, когда доберетесь до Испании?

– В Америку. – Жан-Люк смотрит на Шарлотту. – Страну свободы.

– Неплохая идея. Во Франции будет сущий ад еще несколько лет. Когда эта чертова война закончится, нас всех ждет расплата. Могу только представлять, как это будет омерзительно.

Альберт рассматривает молодую пару, будто бы просчитывая их шансы. Наконец он произносит:

– Будет трудно сделать это с ребенком. Les passeurs не любят детей.

Шарлотта смотрит в глаза Жан-Люку.

– Дети непредсказуемы. Они плачут. Это может стоить жизней.

Альберт стряхивает пепел в большую металлическую пепельницу.

– Это рискованно. Если он закричит, вас могут раскрыть. А проводникам не хочется убивать детей. Но иногда это единственный выход. Пожертвовать одной жизнью, чтобы спасти все остальные.

Он смотрит на Шарлотту слезящимися глазами.

– Никто не хочет убивать ребенка.

– Кроме нацистов, – вставляет Мари, в ее голосе слышится презрение.

– Но… но мы не можем просто оставить его.

Шарлотта сглатывает, ее взгляд мечется от Мари к Альберту.

– Должен быть какой-то выход, – говорит Жан-Люк. – Мы могли бы дать ему что-то, чтобы он спал. Это сработало с поездом.

– Возможно. – Альберт снова почесывает бороду. – Возможно. Но у вас больше шансов перейти через Пиренеи без него. Мы могли бы найти семью, которая взяла бы его…

– Он обрезан?

– Нет, – быстро отвечает Жан-Люк.

– Так даже проще, – говорит Альберт.

– Мы не оставим его. – Голос Шарлотты звучит громко и ясно.

Жан-Люк удивлен ее твердостью, но он ждет, взвешивает все варианты.

– Что ж, – Альберт делает длинную затяжку, медленно выдыхает, наслаждаясь сигаретой, – я вас предупредил. Будет трудно найти passeur. Возможно, только Флорентино согласится сделать это.

– Он чудесный малыш. Он почти не плачет. И все время спит, – поспешно произносит Шарлотта.

Жан-Люк смотрит на Альберта.

– Вы знаете кого-то, с кем мы можем его оставить?

– Не сейчас. Посмотрим. Но могу сказать вам одно. Эти ублюдки боши чертовски упертые. Я уже видел, как они забирают детей, детей без родителей, плачущих и кричащих. Они охотятся за всеми без исключения евреями во Франции, независимо от их возраста.

– Нет!

Все оборачиваются на Шарлотту.

– Я сказала нет, – повторяет она. – Мы не оставим его здесь.

Альберт хмурится еще сильнее.

– Переходить через Пиренеи и так очень тяжело. Не всем это удается. Особенно с ребенком.

– Мы не оставим его! – Шарлотта повышает голос.

Жан-Люк видит, как на ее глазах выступают слезы и как она проглатывает комок в горле. Он понимает, что она чувствует, он заметил, как девушка с каждым днем все больше сближается с ребенком, но он практичнее ее… Он тщательно взвесит все риски, прежде чем принять решение. Но получится ли это? Он берет ребенка на руки, еще не успев найти разумное решение. Какое-то время он спрашивает себя – разве лучшие решения принимаются не сердцем? Сердцем он чувствует любовь к Самюэлю, потребность защитить его, довести дело до конца, наплевав на риски.

– Мы берем его с собой. Мы справимся. Я знаю, что мы сможем.

Его сердце бешено бьется в груди, он смотрит на Шарлотту.

Юг, 31 мая 1944 года

– Я постелила вам здесь, – произносит Мари, когда мы следуем за ней вверх по лестнице, Самюэль все еще спит на моих руках. Оглядываю комнату, рассматриваю двуспальную кровать, размышляя, приготовлена ли она для меня и Самюэля, или для меня и Жан-Люка, или для нас троих.

– У нас есть только эта комната, – она будто читает мои мысли. – Поэтому вам троим придется как-нибудь разместиться здесь.

– Все в порядке. Спасибо вам. Самюэль может спать с нами.

Жан-Люк улыбается ей.

Мари только хмыкает в ответ.

– Как вам будет угодно.

– Ну, тогда, – продолжает она, – оставлю вас, чтобы вы могли устроиться. Доброй ночи.

– Доброй ночи. Спасибо за все. Вы очень добры.

Не произнеся ни слова, она удаляется, оставляя нас в комнате одних.