Запретная правда о русских. Два народа - Андрей Буровский

А тут и без призывов Наполеона к гражданской свободе – Русский легион и второе издание пугачевщины. Право же, у русских европейцев и их правительства были причины бояться русских туземцев и не особенно доверять им.

Начиная с эпохи Николая I историю лакировали и выглаживали, строили соборы и памятники (включая храм Христа Спасителя и Бородинскую панораму), превращали реальную историю в пропагандистскую схему – ту, которая устраивала правительство и русских европейцев. Схему, в которой не было никакого Русского легиона, не было никакой пугачевщины, а дикие мужики, по своей туземной тупости, чего-то не поняли и попадали на колени при первом рыке дворянина: «Запорю!» То есть пардон, этот рык тоже неправильный, надо было «Шапки долой». А то что про нас подумает Европа? Схема, в которой старостиха Кожина есть, а Русского легиона нет, дожила до наших дней.

Но современники-то ведь помнили, как было дело. Даже в эпоху Николая I, в 1830 или в 1840 году, живы были многие участники событий. Тем более они были живехоньки сразу после окончания событий, и уж тогда-то их воспоминания были очень свежими. Не этим ли объясняются многие странные события, которые трудно объяснить иначе?

На торжественном параде 1815 года, подводя итоги войнам с Наполеоном, Александр I, раздавая всем сестрам по серьгам, благодаря все сословия и население всех областей страны, произнес: «А народ наш мзду свою получит от Бога»… Фраза из тех, которые трудно забыть и простить.

Во время этого же парада был момент: на плац вылетел растерянный, обалдевший мужичонка, заметался… И царь лично поскакал на него, прогоняя прочь. Это была, наверное, очень символичная картина: перепуганный до смерти мужик, на которого тяжело скачет всадник в расшитом, сияющем золотом мундире, в высоком, тоже сияющем на солнце кивере[9] – русский царь.

Сцена, конечно, мрачная и тяжелая, вполне в духе «мзду свою получит от Бога». Деятели «освободительного движения», начиная с декабристов, делали свои выводы – про несчастный забитый народ, царских сатрапов и вред самодержавия.

Но ведь получается – у царя были основания видеть в мужике эдакого «внутреннего француза», символически одолеть которого – тоже доблесть. И современники событий могли читать эту сцену именно так.

«Вторая пугачевщина» скрывалась как страшный сон, но ведь уж участники событий прекрасно знали: крестьяне вовсе не были поголовными и рьяными патриотами, вовсе не стремились любой ценой защищать царя, своего батюшку. Получается: в час торжества, на параде по случаю победы, прорывается загнанное в подсознание, но известное современникам: победа 1812 года имеет отношение только к русским европейцам! Русские туземцы – вовсе не победители в этой войне, и к тому же далеко не все они – ее участники. 90 % русского простонародья в войне 1812 года не участвовало!

Война с Наполеоном вошла в историю как Отечественная война 1812 года. Под этим псевдонимом ее проходят во всех программах по русской истории, и в школах и в вузах, так названа она и в Галерее 1812 года в Эрмитаже.

Русский народ навсегда запомнил 1812 год. 1812 год остался в народной памяти как час торжества русского оружия, час патриотического подъема, героических свершений. И как время напряженной героической борьбы, время пожаров над Смоленском и Москвой, общего напряжения в борьбе с внешним врагом… Это отношение освящено колоссальными потерями народа: слишком большой кровью полита эта победа.

Пафос борьбы, смерти, победы, преодоления, освящение ее кровью чуть ли не двух третей трех мужских поколений – неотъемлемая часть русской культуры на протяжении ста пятидесяти лет. Еще автора этих строк в 1960-е воспитывали на ритуальном, чуть ли не религиозном отношении к событиям 1812 года.

Но все это – и дела, и память, и культура одних лишь русских европейцев.

У русских туземцев нет оснований присоединиться к нам в ТАКОМ отношении к событию. Русские туземцы и вели себя иначе, и запомнили все по-другому.

История, которую мы изучаем

Это не единственный пример того, как русская история пишется от имени исчезающе малого процента россиян. 1–2 % русских людей, живших в 1812 году, – это уже как бы и есть ВЕСЬ русский народ.

Вся русская история XVIII, XIX, начала XX века написана людьми из народа русских европейцев. Читая книги об истории Российской империи, впору решить: в России жили одни дворяне и разночинцы, потом появились еще образованные купцы и ремесленники… но немного.

99 %… 90 %… 80 % русского народа не участвует в этой истории.

Действительно, а чем жили русские туземцы весь XVIII, XIX века, начало XX века? Что волновало их, к чему они стремились? Как они-то воспринимали разделы Речи Посполитой и вступление русской армии в Варшаву? Взятие русскими войсками Берлина в 1760 году? Войну на Кавказе?

К середине XIX века между русскими европейцами и русскими туземцами уже возникли какие-то промежуточные группки, прослойки, «пропасть между дворцом и хижиной заполнена «мещанством», «третьим сословием», буржуазией»…[70. С. 14]. Как в Европе!

Все усложнилось, но поразительным образом история по-прежнему пишется «от имени меньшинства» – пусть это меньшинство все же и увеличилось в числе.

И это меньшинство очень плохо представляет себе – а каково оно, большинство?

Скажем, на Манифест от 17 февраля 1861 года, об Освобождении крепостных крестьян, русские европейцы отреагировали в основном восторженно. Даже те, кто владел крепостными, зачастую хотели освобождения, воспринимали его с энтузиазмом. Известны случаи, когда помещики добровольно раздавали землю, сами давали много больше, чем обязаны. А ведь к тому времени владельцы крепостных – от силы 5—10 % всего народа русских европейцев. Невладельцы ликовали тем более искренно и горячо.

Наверное, правительство, да и 99 % либеральных русских бар ждали волны народных восторгов, массового умиления, приступа монархической верноподданности. То есть и это все было… Но реакция крестьянства оказалась, по крайней мере, более сложной,

На Освобождение 17 февраля 1861 года крестьянство реагировало по-разному: одни восторженно, другие недоуменно и даже с протестом. Были повстанцы, бунтовщики, с точки зрения которых Манифест от 17 февраля «баре подменили», не донесли до народа настоящую волю царя. Не мог же царь «на самом деле» одной рукой освобождать крестьян, другой рукой отнимать у них землю?! Ясное дело, по приказу бар на сходках читают «неправильный» манифест…

В 117 деревнях и весях Российской империи произошли самые настоящие восстания – в них то священник, то грамотный мужик читали «настоящий манифест», в котором чаяния крестьян получали, конечно же, полное удовлетворение. Прошла волна самозванчества: люди в поддевках и шапках называли себя «статскими, значица, советниками» и «анаралами» и приносили «прям от царя-Освободителя» текст настоящего, «правильного» манифеста. Многое в этом прямо напоминает пугачевщину – в первую очередь само самозванчество и «настоящие» манифесты.