Забвение пахнет корицей - Кристин Хармель

– В Талмуде сказано: «Тот, кто спас хоть одну жизнь, спас весь мир», – откликается он тихонько.

Они с месье Хаддамом внимательно смотрят друг на друга, а потом разом улыбаются.

– Значит, не такие уж мы разные, – замечает хозяин дома. Он поглядывает то на Анри с Симоном, то снова на Алена. – Я вообще никогда не понимал этих религиозных войн или вражды с христианами. Если я чему и научился, пока Роза жила у нас, так это пониманию, что все мы говорим с одним Богом. Не религия разделяет людей. Нас соединяет добро и разделяет зло здесь, на Земле.

Мы безмолвно переглядываемся.

– Ваша сестра, – продолжает месье Хаддам, повернувшись к Алену, – так мучилась и страдала, каждый день она винила себя, что бросила семью. Она считала, что не все сделала для вашего спасения. Но вы, надеюсь, понимаете, что она поступила так, как должна была поступить. Она должна была сохранить свое дитя.

Повисает странная тишина.

– Свое дитя? – Голос Алена звучит на целую октаву выше, чем обычно. А у меня внезапно пересохло во рту.

– Да, конечно, – недоуменно моргая, отзывается месье Хаддам. – Ведь потому она и пришла к нам. Ради ребенка, которого ждала. Вы не знали?

Ален медленно поворачивается и смотрит мне в глаза.

– Ты об этом знала?

– Нет, конечно, – откликаюсь я. – Это… это невозможно. Моя мама родилась только в 1944-м.

Я снова гляжу на месье Хаддама.

– И у нее не было ни сестер, ни братьев. Моя бабушка не могла быть беременна в 1942-м. Что-то не сходится.

Помолчав, Хаддам поднимается с места.

– Извините, я на минуту. – Он исчезает в своей спальне, а мы с Аленом продолжаем непонимающе таращиться друг на друга.

– Какая беременность, как такое могло случиться? – повторяет Ален.

– Ну, они с Жакобом любили друг друга… – едва слышно подает голос Анри.

Ален машет обеими руками.

– Нет. Это исключено, невозможно. Она была очень верующей. И никогда не пошла бы на такое.

Искоса глянув на меня, он добавляет:

– Тогда все было по-другому. Люди не вступали в близкие отношения без брака. Уж Роза во всяком случае на такое не согласилась бы.

– Возможно, месье Хаддам что-то путает, – предполагаю я. Но, когда через минуту наш хозяин появляется в дверях спальни, в руках у него фотография. Он протягивает ее мне. Свою бабушку я узнаю мгновенно – она невероятно похожа на меня семнадцатилетнюю. Голова у нее повязана платком. Одной рукой она обнимает темноволосого смеющегося мальчика, другой – женщину средних лет.

– Это моя матушка и я, – негромко комментирует месье Хаддам. – А это ваша бабушка. В день ее отъезда. Тогда я ее видел в последний раз.

Я киваю молча, потому что не могу отвести глаз от округлого живота на снимке. Никаких сомнений, бабушка и в самом деле беременна. Она смотрит в камеру широко открытыми глазами с такой тоской, что это заметно даже на черно-белой зернистой фотографии. Ален за моей спиной опускается на диван и тоже изучает фото.

– Роза понимала, что если она попадет в один из лагерей, то будет убита, как только наци обнаружат, что она ждет ребенка, – тихо заговаривает месье Хаддам после долгой паузы. – Она должна была спасать себя, чтобы спасти дитя. Только по этой причине – единственной причине – она согласилась уйти с Жакобом из семьи.

– Бог мой, – потрясенно выдыхает Ален.

– Но что же случилось с ребенком? – спрашиваю я.

Нахмурившись, месье Хаддам оглядывается на меня.

– Вы твердо уверены, что это дитя – не ваша мать? Я уверена.

– Моя мама родилась на полтора года позже, ее отец – мой дедушка Тед, а не Жакоб. Наверное, младенец умер, – едва слышно обращаюсь я к Алену. Эти слова звучат так ужасно, что я поеживаюсь.

Ален сидит с низко опущенной головой.

– Мы, оказывается, многого не знаем, очень многого. Что, если она не очнется? – шепчет он.

Эти слова действуют как мощная встряска, моментально возвращая меня из мира прошлого, которое мы не в состоянии понять, в настоящее, над которым мы не властны. Но что-то от нас все же зависит, по крайней мере мы можем постараться вовремя успеть в аэропорт.

– Месье Хаддам, простите, но нам нужно ехать, – посмотрев на часы, я решительно поднимаюсь. – Даже не знаю, как вас благодарить.

– Нет-нет, юная леди, ничего вы не должны, – лукаво улыбается он, глядя на меня. – Узнать, что Роза осталась жива и прожила счастливую жизнь – да это больше чем благодарность, это радость на миллион лет.

В это мгновение у меня мелькает невольная мысль – а была ли счастливой бабушкина жизнь? Удавалось ли ей хоть иногда забывать о печали и скорби по Жакобу и родным, которых она считала потерянными навек?

– Пожалуйста, – обращается ко мне месье Хаддам, – передайте вашей бабушке, что я часто ее вспоминаю. И что я навсегда благодарен ей, ведь это именно она помогла мне найти мою любовь. Она изменила всю мою жизнь. Я ее никогда не забуду.

– Огромное вам спасибо, месье Хаддам, – отвечаю я. – Я непременно ей передам.

Хозяин на прощание целует меня в обе щеки, и я следом за Аленом, Анри и Симоном выхожу на улицу, где мы берем такси до аэропорта. Не для того ли, размышляю я по дороге, Мами отправила меня сюда? Может, в глубине души ей хотелось, чтобы я именно здесь услышала о ее первой любви и потерянном младенце, которого она защищала изо всех сил. И чтобы я, возможно, и сама кое-что поняла о настоящей любви.

Хотя, наверное, учиться мне уже поздновато. Мы с Аленом сидим в машине, не проронив ни слова до самого аэропорта, и каждый погружен в свои мысли.

АНИСОВО-ФЕНХЕЛЬНОЕ ПЕЧЕНЬЕ

Ингредиенты

2 стакана сахара

4 яйца

2 ч. л. анисового экстракта

3 стакана муки и еще немного для раскатывания теста

3 ч. л. разрыхлителя

1 ч. л. соли

1 ч. л. анисового семени

2 стакана сахарной пудры

1 ст. л. семян фенхеля

Приготовление

1. Разогреть духовку до 180 °C.

2. Смешать в миске сахарный песок, яйца и анисовый экстракт и взбить миксером до получения однородной массы.

3. Соединить 3 стакана муки, соду и соль и добавлять к яичной смеси примерно по стакану за раз, тщательно перемешивая после добавления каждой порции.