Класс: путеводитель по статусной системе Америки - Пол Фассел

Средний класс тянется к эвфемизмам не только потому, что хочет сгладить углы и избежать прямого столкновения с фактами. Они притягательны для него еще и постольку, поскольку поддерживают его социальную тягу к напыщенности. Это становится возможным потому, что большинство эвфемизмов позволяют говорящему увеличить количество слогов, и средний класс путает элементарные длинноты с весомостью и ценностью. Джонатан Свифт забавлялся, воображая произносимые вслух слоги в виде физических величин, наделенных «весом», плотностью, силой тяжести и прочими сугубо физическими свойствами. Современный средний класс ведет себя так, словно следует свифтовой идее, попутно, однако, полностью теряя присущую ей иронию. Так вместо «сейчас» они весомо произнесут «в настоящее время», а вместо «потом» – «впоследствии». Это как сборы представителей среднего класса для похода по магазинам. Хью Роусон в своем великолепном «Словаре эвфемизмов и прочих двусмысленностей»106 формулирует ключевой принцип:

Роусон идет далее и разрабатывает славный псевдо-социо-научный «Индекс туманности и выспренности»: отношение эвфемизма к заменяемой им фразе квантифицируется – более высокое значение указывает на наибольшее увеличение слогов, то есть на выдающуюся успешность эвфемизма. Арифметика Роусона для нас не так важна. Отметим лишь, что «проститутка» относится к «шлюхе» с коэффициентом 2,4, а к «потаскухе» – 1,4. Один из наивысших коэффициентов получило наименование «персональный ассистент секретаря (по особым направлениям деятельности)», сочиненное одним из членов кабинета министров для обозначения «повара». Этот эвфемизм получил коэффициент 17,8, что вполне можно считать рекордом.

Типичный представитель среднего класса настолько боится, что его сочтут социально незначительным, он настолько стремится заработать репутацию благоразумного мыслителя, можно даже сказать, авторитета, что соблазн постоянно умножать слоги оказывается для него почти необоримым. Вот, хочешь не хочешь, он и эвфемизирует все подряд. Порой трудно различить, что же служит исходным толчком: тяга ли к эвфемизации заставляет слоги множиться – или же стремление придать своим словам побольше весу и пафоса за счет увеличения количества звуков толкает оратора к эвфемизмам. Нас интересует, в какой момент происходит так, что на вопрос, чем человек занимается, он отвечает, что он не мусорщик и даже не занят в мусорном бизнесе, а что он занят в бизнесе по переработке металла, в бизнесе по переработке вторичного сырья, а то и в бизнесе по мелиорации отходов. Эвфемизмы, связанные с профессиональной деятельностью, видимо, всегда влекут за собой увеличение слогов. Во многих университетах завхоз стал именоваться «управляющим по расходам» – подобно тому, как «гробовщик» (undertaker) (и так уже эвфемизм, как можно бы подумать) превратился в «сотрудника бюро ритуальных услуг» (попутно и заметно нарастив число слогов). («Сотрудника бюро ритуальных услуг» могут повысить до «терапевта», который оказывает моральную поддержку людям, потерявшим близких, – слогов в новом названии, конечно, меньше, зато в качестве компенсации добавляется призвук «профессионализма» и якобы медицинской важности.) Просто «торговля» повышается в статусе до «осуществления розничной торговли» или «маркетинга», а то и – еще лучше – «мерчендайзинга»: число слогов увеличивается, а заодно «менеджер по продажам» вырастает до «вице-президента по мерчендайзингу». Человек, который сообщает справочную информацию по телефону (а чаще – не сообщает), теперь «оказывает рекомендательные у слуги» – что, заметим, на пару слогов шикарней. Социологи, изучавшие статус различных профессий, обнаружили, что «аптекарь» занимает шестое место из пятнадцати. Но когда к нему добавили слог и превратили в «фармацевтического специалиста», профессия поднялась на четвертое место.

Умножение слогов обычно происходит в эвфемизмах, при помощи которых средний класс смягчает неприятные факты или придает действительности более радостные краски. Это палочка-выручалочка, помогающая обогнуть все «подавляющее», «депрессивное». И одновременно вы можете рассчитывать на нечто словесно великолепное. Так появляется «коррекционное учреждение» вместо «тюрьмы», «приостановка работы» или «производственный конфликт» вместо «забастовки», «дискомфорт» вместо «боли», «ликвидация» вместо «убийства», «несчастный случай» вместо «гибели». «Расчистка трущоб» (пять слогов) превращается в «урбанистическую модернизацию» одиннадцать слогов). «Ядерное устройство» вытеснило «атомную бомбу» – как своей более туманной эвфемистичностью, так и лишним слогом. Не отличаясь по природе своей великодушием (вспомните, к примеру, Рональда Рейгана), средний класс всегда ненавидел чаевые, считая их формой надувательства; однако стоит назвать чаевые – «вознаграждением», как слово отчасти теряет свое ядовитое жало.

Поводов, которые позволяют среднему классу достичь высокого статуса умножением числа слогов, практически не сосчитать. Приведем лишь несколько примеров. Так, считается более солидным сказать

«коктейли» – а не «напитки»,

«индивиды» – а не «люди»,

«должность» – а не «работа»,

«несмотря на» – а не «хотя»,

«проезжая часть» – а не «дорога»,

«приобрести» – а не «купить»,

«воспламенение» – а не «пожар»,

«состоятельный» – а не «богатый»,

«вступить в действие» – а не «начаться»,

«в настоящее время» – а не «сейчас»,

«массивный» – а не «большой»,

«совершение суицида» – а не «самоубийство»,

«проследовать» – а не «пойти»,

«ходатайствовать» – а не «просить»,

«впоследствии» – а не «потом»,

«на локальном уровне» – а не «здесь»,

«реализовывать» – а не «делать».

Порой эта тяга среднего класса к добавлению слогов толкает говорящего использовать грамматику более пролетарскую, чем он сам в другой ситуации одобрил бы. Ощущая нутром, что слово «прежде» звучит более просто, чем «предыдущий», он ляпает: «Я не бывал здесь в предыдущем». Движет им тот же мотив, что толкнул полицейского, выступавшего свидетелем на слушаниях по Уотергейтскому скандалу: не желая использовать классово-примитивное «пошли», он сказал «мы отреагировали перемещением в холл и затем в кабинет».

Пассивный залог отлично помогает среднему классу множить слоги. Поэтому тележурналист говорит «сообщений о раненых не поступало» (девять слогов) – имея в виду «никто не пострадал» (шесть слогов). Другой ловкий ход – прибегнуть к латинизмам. «Колледж» – это два жалких слога, тогда как «академия» – целых пять; одно дело «за городом» и совсем иное – «в предместье», а еще лучше «в субурбии» – что заодно даст возможность продемонстрировать знание классических языков. (Истинный латинист не забудет и про окончание винительного падежа и скажет «in suburbiam», но это уже детали, не будем придираться.) Еще один способ добавить слоги – это попросту заменить одно слово на другое, похожее по звучанию – как, например, один стюард заменил слово «использовать» (use) на «эксплуатировать» (usage). Так на этикетке к баночке «Цветочного аромата Calgon» (прежде именовавшегося просто «соль для ванны») появляется возвышенное «Руководство по эксплуатации». Мы можем догадаться, что большинство террористических групп происходят из среднего класса а не пролетарских слоев) по их привычке оставлять после себя «коммюнике», а не «записки». Кроткому, мудрому и авторитетному редактору приходится непросто с текстами среднего класса. Коулман и Рейнуотер спросили одного господина, удалось ли ему достичь более высокого положения, чем его отцу, и тот, ответив «да», пояснил: «У меня степень магистра, а отец только школу окончил. Это означает, что я могу претендовать на более высоко оплачиваемые сферы занятости». Редактору здесь надо бы вычеркнуть все эти слоги и написать просто «я могу зарабатывать больше». Телевизионная реклама фильма «Возвращение в Брайдсхед» заманивает: «На этой неделе алкогольные проблемы Себастьяна усугубляются». Милосердный редактор усекает эти проблемы попросту до «алкоголизма» – и происхождение диктора (безусловно, средний класс) становится менее очевидным.