Класс: путеводитель по статусной системе Америки - Пол Фассел

Я благодарен многим людям, которые проявили интерес к моему проекту или – порой непреднамеренно – подбрасывали мне данные. Особенно полезные комментарии предложили Джеймс Андерсон, Джек Битти, Джейк Блументаль, Генри Брэдшоу, Альфред Буш, Эдвард Коун, Теодор и Мэри Кросс, Кит Дейвис, Айра и Джуди Хатчинсон, Дэвид Джонсон, Патрик и Мариан Келлехер, Майкл Кинсли, Флетчер и Лора Берквист Кнебель, Дон Ковет, А. Уолтон Литц, Дональд и Флери Макки, Энтони Манусос, Эдгар Мэйхью, Джойс Кэрол Оутс, Джордж Питчер, Майлз Ринд, Джеймс Силберман, Клод Спилман-мл., Брайан Страттон, Род Таунли и Алан Уилльямс. Во время работы над книгой я наслаждался дружбой с Генриеттой Берингер и Джоном Сканланом. Хочу поблагодарить их обоих за щедрость и великодушие.

Хотя большинство американцев ощущают, что живут в чрезвычайно запутанной системе социальных классов, и подозревают, что изрядная часть их мыслей и поступков подсказана им соображениями статуса, предмет этот все время оставался окутан густым туманом. И отпугивал своей щекотливостью. Вы и сегодня запросто ввергнете людей в возмущенное негодование, лишь заикнувшись о социальном классе, – примерно так же, как лет сто назад привели бы в остолбенелое замешательство чинное собрание, попивающее маленькими глоточками чай под сенью гераней и фикусов, не к месту пылким упоминанием секса. Да что там говорить. Вот недавно, когда на вопрос, о чем пишешь, я отвечал «это книга о социальном классе в Америке», собеседники обычно принимались потуже затягивать галстук и украдкой коситься на свои манжеты, инспектируя степень обтрепанности. А через несколько минут молча поднимались и без каких-либо объяснений шагали вон. И дело не в том, что меня подозревали в классовом шпионаже. Реакция была такая, будто я заявил ни больше ни меньше, а: «Да, работаю над книгой, призывающей до смерти забивать новорожденных китенышей трупиками тюленят». Буквально с той минуты, как я начал писать эту книгу, я в полной мере ощутил кошмарную истину, открывшуюся Р.Г. Тоуни в его книге «Равенство»1: «Слово “класс” насквозь пропитано неприятными ассоциациями, и любой, кто будет за него упорно цепляться, рискует, что эту его нездоровую тягу воспримут как признак извращенного ума и завистливости».

Особенно в Америке – где идея класса вызывает особое смущение. В книге «Неравенство в период упадка»2 социолог Пол Блумберг доходит до того, что называет его «запретной мыслью Америки». Да и то правда – люди частенько приходят в сущее неистовство, стоит лишь едва коснуться этой темы. Одна дама, которую парочка интервьюеров осмелилась спросить, есть ли, по ее мнению, социальные классы в этой стране, негодующе вскинулась: «Ничего более гнусного я не слышала!». А господин, которому задали тот же вопрос, так разозлился, что поперхнулся и просипел: «Социальный класс надо изничтожить!».

Вообще-то вы немало узнаете о своем социальном классе по степени раздражения или ярости, каковые всколыхнутся в вашей душе, стоит кому-нибудь в вашем присутствии поднять эту тему. Тенденция приходить в бурное возмущение скорее всего означает, что вы принадлежите к среднему классу и боитесь, как бы не соскользнуть на пару ступенек вниз. А вот представители высшего класса обожают эту тему – более того, чем больше внимания она получает, тем более они светятся удовольствием. Пролетариям же обычно безразличны все эти разговоры, ибо они хорошо знают, что мало чего могут сделать для изменения своей классовой сущности. И потому вся эта суматоха с классами представляется им чем-то вроде потехи – высшие классы кажутся глупыми в своем пустом аристократическом чванстве, а средние отвратительны натужной изысканностью. Фибры среднего класса наиболее тонко улавливают тему классов, и он восприимчивее и чувствительнее всех к этой теме, а порой и смертельно страшится ее. Один из его представителей оставил ремарку на библиотечном экземпляре «Законодателей вкусов» Рассела Лайнза3. Насупротив абзаца, отечески наставляющего средний класс в его сомнительных упражнениях на ниве украшательства и сатирически противопоставляющего его художественные повадки повадкам классов более возвышенных, оскорбленный читатель большими буквами начертал: «ЧУШЬ НЕСУСВЕТНАЯ!». Безнадежный образчик мужественного представителя среднего класса (уж никак не дама, верно?), если такие встречаются в природе.

Выдавая свою классовую принадлежность вспышкой гнева из-за малейшего намека на сам предмет, вы не менее выразительно выдадите себя и тем, а как, собственно, вы определяете этот предмет, вызывающий у вас такой гнев. Люди, утвердившиеся ближе к основанию классовой пирамиды, обычно полагают, что ваш класс определяется количеством денег, которым вы владеете. Люди из серединки тоже согласятся, что деньги играют здесь не последнюю роль, однако добавят, что не менее важно и образование, а также то, какой работой вы занимаетесь. Приближенные же к верхушке уверены, что неотъемлемыми критериями, определяющими принадлежность к классу – независимо от количества денег, рода занятий или образования, – являются вкус, ценности, идеи, стиль и поведение. Одна леди в интервью Стадсу Теркелю для книги «Улица различий: Америка»4 недвусмысленно продемонстрировала свою принадлежность к среднему классу: явной неловкостью по поводу самого предмета и инстинктивным упоминанием рода занятий как ключевого критерия для определения классовой позиции. «На этой улице у нас почти все классы живут, – поспешила заверить она. И продолжила: – Впрочем, я не должна говорить “классы”, ведь в нашем обществе классов нет». А следом довод о роде занятий: «Но у нас тут живут и дворники, и врачи, и бизнесмены, и бухгалтеры».

Социологи уже привыкли слышать от респондентов, что там, где те живут, нет никаких социальных классов. «“В нашем городе нет классов” – почти всегда это самое первое замечание, которое записывает исследователь», – пишет Леонард Райсман, автор книги «Класс в американском обществе»5. «И когда фраза произнесена и больше не торчит костью в горле, можно спокойно фиксировать классовые различия в городке, по поводу которых, что характерно, добропорядочные жители выразят удивительное согласие». Романист Джон О’Хара целую карьеру себе построил, пытаясь разобраться в этой щекотливой теме, к которой он обнаружил незаурядную чувствительность. Еще мальчишкой он обратил внимание: в его родном городке Пенсильвании «старшие люди не обращаются с другими, как с равными».