Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи - Трейси Борман

Казалось, план принес плоды: Анна снова забеременела. Хотя положение супруги радовало короля и он старался удовлетворить каждое ее желание, Генрих не забыл неприязнь, которую начал к ней испытывать. Придворные заметили, что он «уклоняется от нее»[271]. Раньше Анна не обратила бы на это внимания, будучи абсолютно уверенной в его любви. Но неопределенность и предательства последних двух лет зародили в ее душе неуверенность и страх.

Впрочем, в начале 1536 года ситуация складывалась в ее пользу. 8 января в замке Кимболтон умерла Екатерина Арагонская, женщина, которую многие англичане продолжали считать законной королевой. Анна и Генрих были так счастливы, что появились на придворном празднике «с ног до головы одетые в желтое»[272]. Их радость была преждевременной. Всего через три недели, в тот самый день, когда королева упокоилась в соборе Петерборо, у Анны случился выкидыш. Она находилась на пятнадцатой неделе беременности, и уже можно было определить, что ребенок был мальчиком. Шапуи мгновенно сообщил новость Карлу V. С плохо скрываемой радостью он писал: «У наложницы случился выкидыш. Ребенок был мальчиком, и она не доносила его три с половиной месяца. Король проявляет явное неудовольствие». Вывод был жестоким, но точным: «Она выкинула своего спасителя»[273].

Стремясь доказать, что виной всему была не она, Анна связала выкидыш с потрясением при получении от своего дяди, Норфолка, известия о том, что король пострадал на турнире. Травма короля действительно была самой серьезной из всех, что он получил на турнирном ристалище. Во время турнира в Гринвиче король упал с коня. Слухи о том, что он лежал без сознания два часа, ничем не подтверждаются, но ногу он повредил очень серьезно. На ноге появилась язва, которая причиняла королю сильную боль. Через три месяца после происшествия один из придворных сообщал: «Король редко отправляется за границу, потому что у него часто болит нога»[274]. Этот момент стал поворотным в жизни до того весьма спортивного короля. Он больше не мог так же регулярно и энергично заниматься спортом, начал быстро набирать вес и стал все более раздражительным.

Анна все еще пыталась найти виноватых, но королю не требовалось доказательств того, что его брак с Анной проклят. Он поручил своему главному министру Томасу Кромвелю придумать способ, как избавиться от этой обузы. Анну он стал избегать и целиком переключился на новую любовницу, осыпая ее «великими подарками». Джейн использовала ту же тактику, какой на ее глазах с большим успехом пользовалась Анна. В конце концов, любовница уже однажды стала королевой. Как и Анна, Джейн отказывалась спать с королем и осторожно отвергала его ухаживания, демонстрируя девичью скромность. Когда в апреле 1536 года он прислал ей кошелек с деньгами и любовным письмом, Джейн почтительно поцеловала письмо и отослала его назад нераспечатанным со словами: «В мире нет сокровища, которое я ценила бы превыше своей чести, и я не расстанусь с ней ни при каких обстоятельствах, даже если бы мне грозили тысячи казней». Джейн хитроумно добавила, что, если король пожелает сделать ей такой подарок в будущем, ему придется дождаться «такого времени, когда Господь милостиво пошлет ей достойный брак»[275].

Пока Генри и Джейн играли в довольно предсказуемую любовную игру, Кромвель спокойно собирал доказательства, которые позволили бы королю избавиться от второй жены. Аннулирование брака на этот раз не подходило — никто не хотел вспоминать о сложностях и неприятностях, с которыми было связано расторжение первого брака монарха. Кроме того, у Кромвеля были собственные причины для того, чтобы избавиться от Анны раз и навсегда. К 1536 году они стали заклятыми врагами: королева не делала тайны из своего желания видеть, как голова главного министра слетит с плеч. Кромвель же разработал настоящий заговор и использовал любовь Анны к флирту с группой придворных, которые часто бывали в ее приемном зале. Среди этих людей были Генрих Норрис, Уильям Бреретон, придворный музыкант Марк Смитон и даже собственный брат королевы, Джордж Болейн. Все эти люди были вхожи в личные покои короля, что, как разумно рассудил Кромвель, делало ситуацию еще более скандальной.

То, что отношения Анны с этими мужчинами не заходили дальше невинного флирта, было убедительно доказано[276]. Но Кромвель собирал все сведения, которые можно было обратить против королевы, и не жалел времени на сбор сплетен ее придворных дам. Когда он тайно представил эту информацию королю, тот не стал мешкать. Король настолько страстно мечтал избавиться от второй жены, что даже согласился сыграть роль рогоносца. Общество весьма неприязненно относилось к мужчинам, которым изменяли жены. К ним не испытывали жалости, поскольку считали слабыми и безвольными, неспособными удовлетворить жен на брачном ложе. Для короля, который всегда гордился своей сексуальной силой, это было особо унизительно. Но Кромвель сумел представить поведение Анны настолько отвратительным, извращенным и злонамеренным, что никому и в голову не пришло обвинить ее мужа хоть в чем-то.

Турнир Майского дня, как обычно, проводился в Гринвиче. Но хронист того времени отметил, что «неожиданно для сражавшихся король покинул турнир, взяв с собой не более шести человек… Этот неожиданный уход изумил многих, но более всего королеву»[277]. Вскоре королеву ждал еще более неприятный сюрприз. 2 мая Анну без предупреждения арестовали и поместили в Тауэр. Суд состоялся спустя две недели. Королеве предъявили массу страшных и скандальных обвинений. Ее обвинили не только в супружеской измене, но в инцесте и извращениях. Свидетельствовали против королевы ее фрейлины, а также ряд мужчин, с которыми она якобы имела незаконную связь. Все показания были скандальными и недвусмысленными. Под влиянием своей «болезненной и животной похоти» она целовала своего брата, «вводя свой язык в его рот, а он вводил свой в ее». Она подталкивала придворных из своей свиты уступать ее «низким побуждениям»[278]. Сексуальный аппетит королевы был настолько неутолим, что она призвала в свою постель Генри Норриса всего через шесть недель после рождения Елизаветы.

Одно из малоизвестных обвинений против Анны современному человеку может показаться тривиальным, но в глазах современников оно было ужасающим. Утверждали, что она вместе с братом смеялась над одеждой короля[279]. То, что несмотря на наличие серьезных обвинений, достаточных для вынесения приговора, эти показания тоже были приняты, говорит о том, насколько важна была одежда для Генриха и его придворных. Одежда считалась продолжением человека, и насмешки над одеждой короля означали осмеяние самого монарха — шокирующее и непростительное поведение.