Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи - Трейси Борман

Но в такой битве Анна, обладавшая природным чувством стиля (не говоря уже о многочисленных подаренных ей королем нарядах и дорогих тканях), просто не могла не одержать победы. Она наилучшим образом подчеркивала свою стройную фигуру и добивалась от портных настолько ярких и все более царственных платьев, что рядом с ней королева выглядела унылой и старомодной. Чтобы подчеркнуть свое преимущество, Анна приказала вышить на ливреях своих слуг девиз «Ainsi sera, groigne qui groigne» («Так и должно быть, как бы ни ворчали люди»)[240].

Страсть Генриха к супруге ослабевала прямо пропорционально его тяге к Анне. Он потребовал от Вулси найти способ аннулировать свой брак. Известие было шокирующим и весьма непопулярным у подданных. Хотя реальные мотивы короля были очевидны, он утверждал, что действует по совести, поскольку стал понимать: Бог недоволен тем, что он женился на жене брата. В своих утверждениях король опирался на Книгу Левит: «Если кто возьмет жену брата своего: это гнусно; он открыл наготу брата своего, бездетны будут они»[241]. То, что у Генриха и Екатерины имелась дочь, роли не играло. Неважно было и то, что Папа одобрил их брак, поскольку Екатерина всегда утверждала, что ее брак с Артуром не был консумирован.

В 1528 году Генрих сообщил папскому легату, кардиналу Кампджо, что он не исполнял супружеского долга по отношению к Екатерине уже два года, хотя они продолжали регулярно делить ложе из соображений приличий. Если Генрих не спал ни с женой, ни с любовницей, то неужели он хранил целибат? Возможно, что, как говорил он сам, король был настолько влюблен в Анну, что просто не видел ни одной другой женщины. Но, учитывая его здоровый сексуальный аппетит, доказываемый частыми беременностями Екатерины и множеством внебрачных связей на протяжении их брака, полное воздержание кажется маловероятным. Скорее всего, Генрих снимал сексуальное напряжение с другими женщинами — возможно, из низших классов, а не с придворными дамами, чтобы Анна об этом не узнала.

Как бы то ни было, мучительные переговоры об аннулировании брака с Екатериной продолжались, но шансы на успех были невелики. Тот факт, что племянник королевы, Карл V, был самым влиятельным монархом Европы и держал в своих руках даже самого Папу, являлся серьезным препятствием на пути амбиций Генриха. Даже опытнейший министр Вулси не смог добиться результата и был отстранен от власти, уступив место своему хитроумному и талантливому протеже Томасу Кромвелю, который быстро вошел в фавор у короля.

Чем дольше Анна удерживала Генриха на коротком поводке, тем сильнее упрочивалось ее положение при дворе. Она стала постоянной гостьей в личных покоях короля, сопровождала его на охоте, танцевала и молилась с ним. Она только не спала с ним. Генрих все чаще стал обедать с Анной в уединении своих «тайных покоев». В 1528 году, к примеру, он обедал в Хансдоне в «палате в башне, где его величество иногда ужинал в одиночестве»[242].

С ростом статуса Анны росли и ее гордость и высокомерие. Она стала непочтительно относиться к своей королеве. Однажды она публично заявила, что хотела бы видеть всех испанцев на дне моря. Иностранный гость при дворе был неприятно поражен Анной. О ней он писал, что это молодая женщина «с дурным характером, чье слово — закон для него [короля]»[243].

Екатерина же, со своей стороны, хранила достойное спокойствие и настаивала на том, что единственной законной супругой короля является она. Словно чтобы доказать, что ничего в ее жизни не изменилось, она продолжала исполнять обязанность жены — шила мужу рубашки. Королева всегда любила шить и большую часть свободного времени проводила за этим занятием. В книгах двора сохранились записи о ее рукоделии: «скатерть из узорчатого полотна с полотенцем и салфетками, расшитыми красным испанским швом»[244]. Но рубашки мужу Екатерина шила не только из любви к шитью. Рубашки были самым интимным предметом королевской одежды, поэтому жест Екатерины был глубоко символическим — и Анна это прекрасно понимала. Узнав об этом, она тут же положила конец такой практике. В дальнейшем она сама шила Генриху рубашки — хотя нанимала для этой цели портного, а не делала это собственноручно. Генрих должен был отметить: любовница не собиралась исполнять домашние обязанности так же, как и жена.

Стоицизм Екатерины пропал втуне. В 1531 году ее отлучили от двора, и Анна стала королевой во всем — кроме титула. Ситуация развивалась стремительно — в пользу Анны. Совместные усилия Томаса Кромвеля и еще одного ее сторонника, Томаса Кранмера (в октябре 1532 года он стал архиепископом Кентерберийским), приблизили аннулирование брака. Если Папа не одобрит развода, то придется обойтись без него. Для этого нужно сделать короля главой английской церкви. Концепция была шокирующе радикальной, но к этому времени Генрих уже был готов ее принять.

В долгие годы переговоров об аннулировании брака Генрих все более отдалялся от придворной жизни. Он был занят решением сложных проблем и уже не столь молод, как прежде. Большую часть времени король проводил в личных покоях. Поэтому количество развлечений при дворе значительно сократилось, и придворным приходилось бороться со скукой ожидания появления короля с помощью тех возможностей для отдыха, какие имелись во дворцах. Судя по всему, король это понимал. После 1530 года он приказал построить новые спортивные площадки в Гринвиче, Хэмптон-Корте и Уайтхолле. Были построены теннисные корты, аллеи для игры в кегли и площадки для турниров. Особенно хороши такие площадки были в Хэмптон-Корте. Вокруг них возвели смотровые башни, которые одновременно могли использоваться и для пиров[245].

Хотя Генрих не утратил интереса к спорту, характер его сильно изменился. Король стал более подозрительным к окружающим, напоминая отца, на которого ранее он был совершенно не похож. «Он не доверяет никому из живущих», — замечал один из придворных[246]. Доверял он только тем, кто был допущен в его личное святилище. И этими людьми все чаще становились те, кто был близок Анне Болейн.

Фрэнсис Уэстон, который в 1532 году был джентльменом личных покоев, часто становился партнером короля по теннису, а Анны — за карточным столом. Фаворитом стал Уильям Бреретон. Он с 1524 года служил пажом и сопровождал Генриха и Анну на охоту. Но в наибольшем фаворе оказался Генри Норрис, который стал хранителем королевского стула в том же году, когда Анна впервые обратила на себя внимание короля. Как и Комптон, к моменту занятия столь важного поста Норрис знал Генриха много лет. Он служил джентльменом спальни и не раз получал подарки из рук своего царственного хозяина. Французский посол говорил о нем так: «du roy le mieulx aime» («возлюбленнейший короля»)[247].