Тьма между нами - Джон Маррс

Бобби отвечает не задумываясь:

— Конечно, я хочу знать правду.

— Уверен? — снова спрашиваю я, он кивает. — Хорошо.

Набираю в легкие побольше воздуха — и словно ныряю в омут с обрыва:

— Я совсем не та, кем ты меня считаешь.

Его руки напрягаются, словно он ждет, что сейчас я снова от него отрекусь. Я крепко стискиваю его ладони, чтобы не дать разорваться нашей связи.

— Мы родственники, Бобби, но я не твоя сводная сестра. Я твоя биологическая мать.

Он высвобождает руки, его поза становится отстраненной и напряженной, словно его потянули за невидимую нить.

— В сертификате…

— Я знаю, что там написано, — перебиваю я его мягко. — Это ложь. В тот день родила я, а не моя мать.

— Ты? — спрашивает он, я киваю. — Тебе же было…

— Четырнадцать, когда я забеременела, и пятнадцать, когда родила. Но мне сказали, что ты погиб в родах.

Он качает головой.

— Кто?

— Моя мама — твоя бабушка. Это непростая история…

Я рассказываю ему про то время, только умалчиваю про судьбу моего отца. Про могилу под клумбой упоминаю лишь в контексте его истории: как я ходила туда оплакивать его «кончину». Когда заканчиваю, Бобби выглядит так, словно отстоял двенадцать раундов на боксерском ринге.

— Тебе надо прийти в себя? — спрашиваю я.

Он кивает и выходит наружу.

Остаюсь за столиком. Сердце бьется, как бешеное. Меня терзают сомнения. Немного успокаивает то, что Бобби оставил свой телефон на столе и пальто на спинке стула.

Время течет невыносимо медленно. Наконец он возвращается.

— Почему твоя мать так поступила?

Я выкладываю ему заготовленную версию, ссылаясь на тетю Дженнифер.

— По ее словам, мама не верила, что я смогу справиться с ребенком, — я пожимаю плечами и замечаю, что теперь он смотрит на меня совсем по-другому — не отрываясь, словно его притягивает ко мне магнитом. — Надо признать, я тогда вела себя как оторва. Папа бросил нас, и я хотела отомстить за это маме, уязвить ее, выместить на ней свою злость и растерянность. Но, поверь, ты был желанным. И мне кажется, что, несмотря на молодость, я смогла бы стать тебе хорошей матерью. Конечно, я не дала бы тебе тех возможностей, что твои приемные родители, но я бы тебя любила. А это не так уж и мало…

— У тебя есть еще дети? Мои братья и сестры?

Я качаю головой и объясняю, что моксидогрель вызвал раннюю менопаузу. И снова, как шесть недель назад, меня начинает охватывать та же самая, ни капли не ослабевшая, бешеная ненависть к Мэгги. Я боюсь, что это отразится на моем лице и Бобби увидит мое ожесточение.

— Моя мать была очень противоречивым человеком. Вряд ли я когда-нибудь смогу простить ей то, что она со мной сделала, — поспешно добавляю я.

— Она знает, что я тебя нашел?

— Ее не стало несколько лет назад, — поспешно отвечаю я. — Рак груди.

Мне невыносимо врать ему, однако сказать правду я не могу. Пусть рядом будет человек, который видит во мне только хорошее. Я это заслужила.

— А что с моим отцом? — продолжает Бобби. — Вы общаетесь?

Даже сейчас при одном воспоминании о Джоне у меня на лице расцветает нежная улыбка.

— Увы, тут мне тоже тебя нечем порадовать. Когда мы встречались, твой отец употреблял много разных веществ. В те времена все музыканты этим грешили, и он не был исключением. Только теперь я понимаю, что у него, возможно, была зависимость. Я не знаю всех подробностей. В общем, у Джона случилась размолвка с одной знакомой девушкой, и она умерла. Он так и не признал свою вину, но его осудили за убийство, и с тех пор он находится в тюрьме.

Бобби громко и протяжно выдыхает.

— Как бы то ни было, — добавляю я, — человек, о котором писали в газетах, совершенно не походил на того Джона, которого я любила. Твой отец был мягким и нежным, совершенно лишенным грубости и агрессии.

— Вот дерьмо… Ты навещала его?

— Нет, ни разу, — отвечаю я и заливаюсь краской, понимая, как это жалко звучит. — Мне пришлось отпустить его, чтобы выкарабкаться самой.

Дилану ни к чему знать, что я написала адвокату Джона с просьбой о свидании — и что получила отказ, потому что «клиент не помнит, кто вы».

— Он знает обо мне?

Пожимаю плечами.

— Я узнала, что его осудили, лишь спустя два года после вынесения приговора. Потом, естественно, следила за его делом и многочисленными апелляциями, и удивлялась, почему он так и не вышел со мной на связь. О беременности он знал, а о том, что я якобы потеряла тебя, — нет. Хочу думать, что таким образом он пытался оградить нас от той непростой ситуации, в которую попал.

Я замолкаю. Мой сын ничего не говорит. Пришлось вывалить на него сегодня слишком много мрачных тайн — их непросто переварить. Идя сюда, он был уверен, что выследил давно потерянную сестру, а вместо этого нашел мать с огромным багажом житейских трагедий.

— Мне уйти? — спрашиваю я. — История непростая, и я пойму, если тебе понадобится время ее осмыслить.

— Нет, — отвечает Бобби не мешкая (а значит, от чистого сердца). — Ты могла бы просто скрыть все это от меня, и я очень ценю твою честность.

Честность… Я готова дать сыну безусловную любовь, поддержку и многое другое, однако полной честности между нами не будет никогда.

Восемнадцать месяцев назад

Губы сами расползаются в улыбке от переполняющей меня радости. Большинство родителей наверняка испытывают подобные чувства по несколько раз на дню, но для меня это все еще в новинку, поэтому я ценю каждую проведенную с Бобби минуту.

И только Мэгги омрачает мое счастье. Не буду лукавить, я не ожидала от нее моментальной покорности и сговорчивости. Тем не менее, прошло уже несколько месяцев, а она все никак не успокоится. Когда ее выходки особенно мне досаждают, я достаю остатки моксидогреля, измельчаю и подмешиваю ей в еду. Например, как вчера. Я осторожно ощупываю через одежду пластырь на руке, прикрывающий рану от вилки. Когда я ее скрутила, она божилась, что это все из-за галлюцинаций, вызванных таблетками. Но кого она обманывает? Мы обе понимаем, что она просто хотела сбежать, бросить меня. Пришлось лишить ее металлических столовых приборов.

Надо признаться, мне новый порядок дается не легче, чем Мэгги. Чтобы удерживать ее в плену, приходится прилагать больше усилий, чем предполагалось, а моральное удовлетворение от этого оказалось гораздо скромнее задуманного. Она вытягивает из меня кучу энергии, и это дико бесит. Рядом с ней мне постоянно приходится быть настороже, и даже вне дома, когда встречаюсь с Диланом, я ловлю себя на том, что думаю, как предугадать ее дальнейшие каверзы.