Степени приближения. Непридуманные истории (сборник) - Яков Фрейдин

Дочь Джо Вивиан предложила моей жене отпраздновать 80-летие отца у нас дома, благо места было много. Разумеется мы согласились и в январе 1996 г. устроили вечеринку. Дочка, как и многие чешки, была чудной поварихой и стол ломился от кнедликов с грибами, пирогов с рыбой, мясом по-богемски – да разве всего упомнишь! Из Нью Йорка приехали родственники Джо, которых он не видел много лет. Встреча была трогательная, хотя мы чувствовали у них некоторый эмоциональный напряг.

Несмотря на свои 80 лет, Джо всегда был энергичен и полон идей. Две вещи постоянно его занимали – как заработать деньги и как помочь России выйти из тупика, в котором она оказалась после развала СССР. Как-то раз, он принёс мне пачку технических набросков и объяснил, что изобрёл машину для изготовления микросхем кустарным способом. Эту штуку можно было установить на любом кухонном столе и клепать чипы дома. Идея была технически блестящая, но…

– Вы что же, хотите чтобы русские делали чипы на кухне, как китайцы при Мао пытались выплавлять сталь в каждом дворе? Это же абсурд! – сказал я. Но он не унимался, видать кипела в нём еврейская кровь – всё искал способы спасать Россию.

Я подарил ему копию моей книги «Adventures of an Inventor”, где я описывал свой опыт изобретательского бизнеса. Книгу он прочёл и сильно возбудился:

– Её надо обязательно перевести на русский язык. Она будет большой помощью российской молодёжи, которая захочет заняться бизнесом.

Я ответил, что у меня нет времени на перевод и вообще сомневаюсь, что американский опыт окажется полезен в России. Но он стоял на своём. Сказал, что через два дня едет обратно в Питер и остановится на несколько дней в Москве, где у него на примете есть хороший переводчик. Он попросил у меня доверенность и права на русское издание. Я быстро отпечатал бумаги, подписал, отдал ему и он улетел в Москву. Я не знал, что вижу его в последний раз.

Где-то через неделю его дочь позвонила и сказала, что с отцом приключилась беда. По пути в Москву он простудился, у него началась сильная ангина и поднялась высокая температура. Его отправили в какую-то больничку на окраине Москвы и сообщили детям в Америку. Когда дочь и сын прилетели, они смогли перевести Джо в лучшую клинику, но там никаких лекарств кроме пенициллина не было. Связались даже с мэром Москвы Лужковым. Просили, чтобы помог человеку, которому СССР был так многим обязан, но тот лишь отмахнулся. У Джо развился абсцесс горла и начался сепсис. Через несколько дней его не стало. Ему было 82 года.

* * *

Я часто задавал себе вопрос: как такой всесторонне талантливый человек мог до конца верить в коммунистическую утопию? Он что, не понимал? С его-то умом? Единственное объяснение, которое я нашёл – эмоциональное нежелание понять, что в молодости он соблазнился дудочкой крысолова. После чего всё у него было просто замечательно: семья, деньги, комфортабельная жизнь, интересная работа. А когда всё это кончилось, то не достало ни душевной смелости, ни желания признать, что мог бы он прожить лишь одну жизнь. Не ошибись он в первой жизни, стал бы он в Америке крупным учёным, или музыкантом, или основал электронную фирму, вроде ИНТЕЛа, да мало ли что!

Он полюбил Россию и верно ей служил, но всё, что он для неё сделал в конце концов оказалось никому ни нужно, заброшено и забыто. Как и он сам. Страшна ему была мысль о том, что зря разломал он свою жизнь на две части и нет пути обратно. Потому-то всю свою вторую жизнь он гнал эту мысль и прятался от себя во лжи.

Без малого тысячу лет назад в городке Альби, что на юге Франции, появился рыцарский орден альбигойцев – борцов за всеобщее равенство, братство и социальную справедливость. Ну прямо призрак коммунизма, и хочется спросить – а где такие прогрессивные идеи не возникали? Было это всегда – и в древней Греции, и в античном Иерусалиме (Христос был одним из таких уравнителей), и поближе к нам по времени были Сен-Симон, Томас Мор, Маркс, и Мао. Да разве перечислишь всех наивных или хитрых утопистов-коммунистов!

Как всегда идеи всех уравнять и всё поделить очень нравились тем, у кого ничего не было, и совсем не нравились тем, у кого что-то было. Вот и с краснознамёнными альбигойцами та же история. Поскольку власть и деньги были у церкви, альбигойцев объявили еретиками и папа натравил на них инквизицию. Их кидали в тюрьмы, жарили на кострах и через несколько веков дело закончилось варфоломеевской ночью, когда резали не только гугенотов, но и всех прочих еретиков. Вернее, не закончилось, так как идею убить нельзя, как говаривал киношный анархист Лёва Задов. Когда началась резня, альбигойцы поняли, что дело плохо, выбрали четырёх рыцарей, чтобы они спаслись из Парижа, и тем сохранили идею всеобщего равенства и братства для будущих поколений. Из четырёх красных рыцарей выжил лишь один по имени Theremin. От него и пошла долгая родословная, где появилось множество мыслителей, включая утописта Сен-Симона. Были там ещё ученые, поэты, врачи, ремесленники, музыканты – что и говорить, талантливые гены шли от этого рыцаря. Ветви рода росли, множились и одна веточка протянулась в Российскую Империю, где в Санкт Петербурге в 1896 году родился мальчик Лёва, фамилия которого на русский лад писалась Термен. О нём и пойдёт здесь рассказ.

Родовой герб Терменов. Надпись на ленте: «Не более, не менее»

* * *

В нём смешались разные гены: французы и немцы по линии отца, поляки и русские по матери. Такой коктейль, как часто бывает, выдал совсем неординарную личность. С юного возраста потомка альбигойского рыцаря потянуло к музыке – стал играть на виолончели. А ещё проявился у него недюжинный научный интерес. Увлёкся электричеством, запоем читал работы Фарадея и Теслы. Особенно привлекали его высокие частоты и большие напряжения. Была домашняя физическая лаборатория, где он придумывал и ставил электрические опыты. Так же имел дома маленькую обсерваторию, где через свой телескоп открыл новую не то комету, не то астероид. Когда ему было 14 лет он собрал соучеников в зале гимназии для показа своих электрических опытов. У них над головами на высоте 3 м протянул провода с напряжением в 300 тысяч вольт от трансформатора Теслы. Потом взял в руку металлический стержень и стал подносить его к проводам. Возникал электрический разряд и гудящий звук, тон которого менялся в зависимости от расстояния до провода. Манипулируя стержень, Лев, как на виолончели, сыграл мелодию “Эй ухнем!” и понял – электричество может превращаться в звук. Про него заговорили, появились хвалебные статьи в петербургской печати.

Окончив гимназию, Лев поступил в консерваторию по классу виолончели и одновременно в Петербургский Университет сразу на два факультета – физики и астрономии. Когда началась Первая Мировая Война, из университета перешёл он в Военно-инженерное училище и параллельно ещё учился в офицерской электро-технической школе. Так, ещё до большевистской революции, Термен получил три диплома о высшем образовании.