Степени приближения. Непридуманные истории (сборник) - Яков Фрейдин

В антикварной лавке на столе лежало несколько оригинальных медных пластин, покрытых стеклом, но что там изображено, трудно было разобрать. В большой картонной коробке стояли на рёбрах копии дагерротипов, напечатанные на бумаге. В основном это были портреты усатых мсье и дам в роскошных шляпах. Выражение лиц у них было напряжённое, а глаза вытаращены. А что было делать? В те годы выдержка в камере была около 10 минут, а потому от жертвы тоже требовалась большая выдержка.

Заметив, что я внимательно разглядываю отпечатки, ко мне подошёл хозяин лавки и спросил, ищу ли я что-то конкретное? Я ответил, что мне просто интересны эти старинные снимки. Тогда он поинтересовался, откуда я буду. Когда я сказал, что приехал из США, хозяин хмыкнул, махнул пухлой ладошкой и сказал, что акцент у меня не американский, затем пощипал свои усы, подумал немного и сказал:

– Похоже, что у вас русский акцент. Верно?

А когда я подтвердил, что он не ошибся, хозяин представился:

– Меня зовут мсье Дюпёр, а раз вы родом из России, вам будет интересен один дагерротип. Погодите минутку.

Он ушел за ширму, покопался там с минуту, а потом вынес небольшой портрет в позолоченной раме. Как только я взглянул на него, у меня просто дыхание спёрло. На снимке был изображён Пушкин. Да, да, не было никаких сомнений, что это был Александр Сергеевич. Хозяин был рад произведённым эффектом и сказал, что конечно, это знаменитый русский поэт, которого все знают в России. Видимо его снял сам мсье Дагер, так как сзади указана дата – 1836 год. Он готов мне его продать за символическую цену в 50 евро. Так дёшево потому, что это всё же не оригинальная пластина, а отпечаток.

– Мсье Дюпёр, – сказал я, – но как это могло быть? Почему единственная фотография Пушкина никому не известна? Есть несколько прижизненных живописных портретов, а вот про фотографию я никогда не слыхал. А где же оригинал, то есть та самая медная пластинка, на которую был снят поэт?

Тогда хозяин лавки сказал, что он про этого русского поэта вообще ничего больше не знает, но если мне интересно узнать как был сделал этот снимок, то лучшее место где про это можно выяснить – музей Луи Дагера, что находится на Рю Удинó.

Ну как мы могли туда не пойти? Ходить по барахолке нам было уже неинтересно. Я заплатил за портрет, мы вышли на проезжую дорогу, поймали такси и поехали в Латинский Квартал, где был этот музей.

Музей находился на втором этаже трёхэтажного жилого дома довольно старой постройки. На стене была мемориальная доска, сообщавшая, что изобретатель фотографии жил в этом доме с 1840 по 1851 год, где и умер. Посетителей в музее-квартире было мало, на стенах были развешены отпечатки, сделанные с дагерротипов, а в витринах лежали посеребрённые пластинки с серыми снимками. Увидеть, что там изображено, можно было только, если свет падал сбоку, да ещё надо было наклонить голову. Я отправился в офис директора, которого звали мсье Плезантан, и показал ему портрет, который я купил на блошином рынке:

– Что вы знаете про этот дагерротип, мсье Плезантан?

– Ну как же! Нам этот портрет хорошо известен, у нас в музее хранится оригинал пластины. Мы его не выставляем – от света пластины разрушаются.

– А известно ли вам, как и когда этот снимок был сделан?

– Да, этого курчавого господина Луи Дагер снял в русской столице Петербурге, летом 1836 года. Он поехал туда со своим аппаратом, хотел сделать снимок царя, но его не приняли. В Петербурге он познакомился с некоторыми известными людьми, в том числе с этим поэтом, сделал с него дагерротип, и они потом даже переписывались. Если вам интересно, у нас есть одно письмо, которые мсье Дагер получил из России. Вот я вам покажу, все письма тут же у меня хранятся в папке.

Радушный директор взобрался на лесенку и с верхней полки снял внушительную папку, перетянутую резинкой и зашнурованную завязками. Он положил её на стол и развязал тесёмки. В папке лежало множество рукописных писем на пожелтевших листах. Плезантан их долго перебирал, что-то шепча себе под нос, а потом выдернул одну страницу, исписанную порыжевшими чернилами. В руки он мне письмо не дал, сказал, что сделает с него ксерокопию, и тогда я могу его рассмотреть.

Это было письмо Пушкина к Дагеру, вернее начало письма, потому, что окончания в папке не было. Вот что там было написано (пер. с фр.):

«….Любезный мсье Дагер, тысячу раз благодарен вам за те часы, что вы любезно провели в моём обществе. Я так же признателен, что привезли вы мне письмо от моего кузена Александра Дюма и несколько страниц, что он мне послал, из его нового исторического романа о временах Короля Солнце. Передайте ему, любезный мсье Дагер, что у него несомненный литературный талант. Если Господу угодно, я рад буду сделать перевод романа на русский язык, ибо тема эта и лёгкий стиль изложения несомненно придутся по нраву здешнему читателю. Я был несказанно поражён, увидев вашу волшебную машину для изготовления картин за короткое время. Мне приходилось подолгу сиживать перед живописцами, а вы изволили сказать, что машина сделает портрет мой всего за минуты. Надеюсь, что изобразила машина ваша моё лицо похожим, а ежели так, то будьте столь любезны, милый мсье Дагер, показать картину сию моему кузену Александру, ибо судя по вашим рассказам, мы с ним похожи, как братья-близнецы. Это весьма занятно. Мой покойный батюшка говорил мне, что ему и имя дали в мою честь, как старшего кузена…»

Из этого письма следует, что Пушкин своего портрета не увидел. Вероятно, Дагер его увёз на проявку в Францию. Но меня тут поразило другое – стало быть Пушкин и Дюма близкие родственники! Жаль, что не довелось Александру Сергеевичу перевести на русский язык «Трёх Мушкетёров», которые упомянуты в письме. По возвращению в США, я разыскал фотографию Дюма, хотя и снятую в пожилом возрасте, и был удивлён его сходством с Пушкиным. Всё же генетика – не фунт изюма.[6]

Александр Дюма