Петербургские окрестности. Быт и нравы начала ХХ века - Сергей Глезеров

Прибывшие полицейские зафиксировали, что убийство было тщательно продумано и спланировано, а потому на следы преступника выйти удалось не сразу. Чтобы осуществить свой замысел, злоумышленник разобрал часть забора, окружавшего усадьбу где жил пристав, пробрался в сад и засел под яблоней, росшей у самого окна кабинета. Раскидистые ветви яблони послужили убийце идеальной рогаткой для ружья. После убийства преступник скрылся тем же путем, каким пробрался к месту засады.

Подозрение в преступлении пало на служившего раньше на мельнице Гавриловых двадцатилетнего Федора Павлова. Он был на плохом счету: в свое время Грицай-Лукош составил на него три протокола, в том числе один – за ношение револьвера. Улики против Павлова оказались настолько вескими, что его задержали и взяли под стражу. Объяснения его оказались путаными и сбивчивыми, что только усилило подозрения сыщиков.

В участии в убийстве пристава заподозрили и хозяев мельницы – братьев Исая и Матвея Гавриловых, а также их «подельника» Ивана Гришина. По версии следствия, когда их всех арестовали, Федор Павлов на допросе у судебного следователя сознался в убийстве и сперва объяснил, что пошел на это злое дело из личной мести за придирки к нему пристава, но потом изменил свои показания, так что преступление предстало тщательно спланированным заговором сектантов-«пашковцев» против представителя закона.

Павлов поведал, что на убийство его подговорили братья Гавриловы, которые, как люди «пашковской веры», хотели избавиться от преследовавшего их пристава. А все потому, что приставу стало известно о тайных собраниях «пашковцев» на мельнице. Исай Гаврилов первым предложил Павлову убить пристава за десять рублей «на всем готовом», то есть ружье, картечь и порох давали ему братья Гавриловы. Чтобы обеспечить Павлову алиби, договорились, что тот будет находиться весь вечер на мельнице в обществе свидетелей «пашковской веры», которые потом скажут, что видели его там в часы убийства. А Павлов тем временем вылезет с мельницы, сделает грязное дело и незаметно вернется обратно.

По словам братьев Гавриловых, Павлов будто бы долго не соглашался, но когда ему прибавили еще пять рублей, то он не устоял и пошел на убийство, «имея личную злобу против пристава». Гавриловы велели ему молчать и не сознаваться, если даже будут «рубить голову». Так он и сделал, но потом, как он сам заявил, его начала мучить совесть, и он сознался. Причем Павлов сказал самые главные слова: будто бы Гавриловы прямо говорили ему – «пристава нужно прикончить, так как он мешает им молиться»…

17 апреля 1912 года дело об убийстве пристава Грицай-Лукоша слушалось в суде. И здесь версия следствия о заговоре «пашковцев» против государства стала рассыпаться, как карточный домик. На вопрос председателя о виновности утвердительно ответил только Павлов. Остальные отрицали свою вину и валили все на Павлова, который будто бы сам лично мстил за себя преследовавшему ему приставу.

Впрочем, и сам Павлов на суде отрекся от своих прошлых показаний про заговор поклонников «пашковской веры» и заявил, что убил пристава из личной мести. Более того, он сказал, что никаких соучастников у него не было, а Гавриловых он вообще оговорил – за то, что они лишили его работы на мельнице.

Однако выступившие на суде свидетели сообщали, что Павлова часто видели на мельнице вместе с братьями Гавриловыми. А по словам пристава Веселовского, он допрашивал отца Павлова, и тот поведал, что сын ему лично, как отцу, признался: на убийство его подговорили братья Гавриловы.

Одним словом, дело становилось до крайности неясным и запутанным. Тем не менее особое присутствие судебной палаты согласилось с версией о заговоре, признав всех подсудимых виновными, и приговорило их к каторжным работам. Однако распределение наказаний выглядело довольно странным: непосредственный исполнитель убийства получил двадцать лет каторги, а братьев Гавриловых, признанных заказчиками преступления, отправили на бессрочную каторгу…

События, произошедшие в апреле 1911 года в деревне Мурино близ Петербурга (тогда Мурино относилось к С.-Петербургскому уезду С.-Петербургской губернии, теперь – к Всеволожскому району Ленинградской области), получили широкий резонанс в обществе. Речь шла о кровавой стычке между муринскими крестьянами и военным патрулем расквартированного поблизости 147-го пехотного Самарского полка. Столкновение, которое современники назвали «муринским побоищем», закончилось трагически и привело к человеческим жертвам.

По соседству с Мурино, в местности, которая и сегодня носит название Медвежий стан, с середины XIX века находились погреба Охтенского порохового завода. Охраной этих стратегических объектов занимались расквартированные в Медвежьем стане батальоны Новочеркасского и Самарского полков, а потом и 200-го Ижорского полка. Для них были выстроены казармы, которые и ныне используются по своему прямому назначению (тут размещается воинская часть МЧС), а также различные инженерные сооружения – в том числе и сохранившаяся поныне водонапорная башня.

Деревни и села в округе изобиловали хулиганами и всякого рода «темными личностями», да и, правду сказать, солдаты Самарского полка дисциплиной не славились. Между местными мужиками и солдатами нередко возникали скандалы, заканчивавшиеся драками. Поэтому командиру Самарского полка пришлось сократить отпуска солдат, а в «опасные» деревни отпускали только «наиболее надежных». Более того, чтобы солдаты не могли самовольно покидать полк, на Муринском шоссе у моста через Охту установили военный пост, в обязанности которого входила проверка отпускных билетов солдат, а также возвращение в казармы ушедших в «самоволку».

Однако в тот роковой день 12 апреля 1911 года столкновение предотвратить не удалось. Впоследствии обе стороны выдвигали собственные взаимоисключающие версии произошедшего конфликта: военные утверждали, что стали жертвами нападения муринских хулиганов, а крестьяне жаловались, что пьяные солдаты начали пальбу без всякого на то повода.

Первые сообщения, появившиеся в газетах, явно составлялись со слов военных. К примеру, «Биржевые ведомости» писали, что в Мурино произошло «кровавое столкновение между бандой апашей и военным патрулем». (Поясним, апашами называли тогда представителей «деклассированных элементов» – грабителей, воров, а само слово «апаши», французского происхождения, обозначало рубашку с открытым широким воротом. Она считалась непременной принадлежностью тех, кто желал подчеркнуть свою независимость и презрение к миру имущих.)

В сообщении говорилось, что толпа хулиганов напала на офицера, который сначала отбивался, стреляя в воздух, а когда все патроны у него закончились, то апаши напали на него, обезоружили и жестоко избили. После чего прибывший патруль рассеял толпу хулиганов…

Так что же действительно случилось в Мурино 12 апреля 1911 года? Кровавое побоище между солдатами и муринскими парнями закончилось тяжелыми ранениями четырех муринцев. Расследование инцидента продвигалось очень туго: военные все валили на крестьян, а те упорно отмалчивались.

Уездному исправнику Грибанову в своем рапорте пришлось констатировать, что «точную картину возникнувшего столкновения между нижними чинами и жителями Мурино не представилось возможным выяснить ввиду упорного молчания тех и других лиц об их взаимных отношениях, но можно предположить, что настоящий прискорбный случай вызван неприязненными отношениями между противными сторонами».