Рассвет костяной волшебницы - Кэтрин Парди

тьму. Похожая на пепел пыль наполняет мои легкие и проплывает перед глазами. А песня сирены Тируса пронизывает до костей.

– Аилесса!

Сердце сжимается в груди. Бастьен.

Я поворачиваюсь, изо всех сил стараясь увидеть его. Он бежит по мосту, несмотря на предостерегающие крики Перевозчиц. Сквозь кружащие перед лицом частицы я с трудом различаю расползающуюся трещину у него под ногами. И на одно ужасное мгновение меня охватывает страх, что он упадет в пропасть. Но он добирается до меня, а его прекрасные глаза цвета морской волны наполнены ужасом и отчаянием. Обхватив меня одной рукой за предплечье, а вторую положив поверх рук Сабины, он тянет меня к себе.

Волна силы проходит через наши соединенные руки. Бастьен не начинает светиться chazoure, как мы с Сабиной, но бледнеет, а затем переводит взгляд от одних Врат к другим. Его темные промокшие от дождя волосы хлещут по лицу из-за ветра.

– Я вижу их, – выдыхает он. – Вижу мертвых.

22. Бастьен

Душа за душой проносятся мимо меня. Непрекращающийся дождь заливает мост, отчего приходится приложить немало усилий, чтобы не упасть на мокром известняке. Души легко могут сбросить меня в пропасть в любой момент.

Глаза пронзает боль, вынуждая прищуриться, чтобы хоть что-то увидеть. Я моргаю один раз, затем еще. И вдруг души начинают светиться. Это chazoure? Аилесса как-то описывала мне это сияние. Но почему я его вижу? Почему Аилесса и Сабина светятся, как души?

Я дергаю сильнее, отчаянно пытаясь спасти Аилессу. Мышцы горят от накрывшей меня волны силы. Аилесса застряла в темной пыли и кричит от боли. Вздрогнув, я тут же ослабляю хватку. Я не хотел причинить ей боль. А ведь мог бы вырвать ей руку из сустава. Потому что никогда не чувствовал такого прилива сил, растекающихся сейчас по телу, и это, как ни странно, выбивает из колеи. Потому что не знаю, как использовать ее в таком объеме.

За клубами черной пыли я вижу Одиву, смотрящую на меня. И сглатываю. Я впервые вижу ее с тех пор, как она шагнула через Врата. На ее голове все так же корона из черепа гигантской вечерницы и позвонков асписовой гадюки, а она сама все так же потрясающе красива. Но все же слегка изменилась. Стала более порочной. И равнодушной. И более смертоносной. Темные глаза Одивы впиваются в меня, когда она с легкостью притягивает нас ближе.

– Жалкий мальчишка, – с усмешкой говорит она. – Ты всегда бежишь за Аилессой навстречу опасности, словно одурманенный дурак.

В голове тут же вспыхивают несколько грубых ответов, но я держу язык за зубами. Не собираюсь тратить на нее ни слова. Не заслужила. Вместо этого направляю все силы на то, чтобы удержать Аилессу.

– Держись, – говорю ей. – Мы тебя вытащим.

Она скользит еще на пару сантиметров. Капли дождя стекают с кончиков ее светящихся волос. А наполненные болью глаза останавливаются на мне.

– Бастьен, – хрипло и судорожно произносит Аилесса.

Но мне удается расслышать ее, как и прочие тихие звуки, которые раньше не слышал. Собственное сердце, которое бьется с такой силой, что это даже пугает. Кричащие вдалеке души. И песня…

Она звучит из Подземного мира, становясь все громче. Крики, кажется, стихают. А лицо Аилессы бледнеет. Важна только песня… но затем к ней присоединяется еще одна. Пытаясь перетянуть мое внимание.

Я переступаю с ноги на ногу. И поворачиваю голову сначала к Вратам Элары, а затем к Вратам Тируса. Пульс учащается. Я хочу – нет, должен – пойти и исследовать каждое царство.

– Ты слышишь песни сирен Подземных миров, не так ли, мальчишка? – усмехается Одива.

Рука Сабины вздрагивает под моей ладонью.

– Не слушай их, Бастьен.

– Если ты прислушаешься к ним, – продолжает Одива, – то почувствуешь, что боги обращаются к тебе.

Нет. Я делаю глубокий вдох и стараюсь не обращать внимания на песни, как сказала Сабина. А затем прикладываю все силы, чтобы вытащить Аилессу.

– А знаешь, что я слышу? – спрашивает Одива.

Я не хочу смотреть на нее, поэтому перевожу взгляд на Аилессу. Каждый мускул на ее лице, шее и руках дрожит от усилий. Она молчит – сомневаюсь, что она способна выдавить хоть слово, – но я все равно чувствую, как она предупреждает меня не слушать ее мать.

Вот только как это сделать?

– Тирус знает о тебе, – продолжает Одива. – И хочет заполучить твою душу, как души тех, у кого в сердце горит жажда мести.

– Мама, остановись! – кричит Сабина.

– Зачем? Ведь я выполняю слово, данное тебе. – Одива вздергивает подбородок. – Разве ты не видишь, что происходит? Бастьен впитал в себя твои благодати. Я же говорила, что знаю, как ими делиться.

Сабина застывает, словно пытается осознать услышанное. Да и меня это шокирует. Я забрал часть благодатей Сабины? Теперь понятно, что за прилив энергии я испытал. Почему я вижу мертвых, а еще слышу песни сирен Тируса и Элары. И почему мои силы увеличились.

А раз так, значит, мы сможем вытащить Аилессу из черной пыли. Вместе с Сабиной мы должны быть сильнее Одивы. Но почему-то ничего не выходит. Я сужаю глаза и смотрю сквозь Врата. Несколько Освобожденных душ цепляются за Одиву, пытаясь протиснуться обратно. Но она стряхивает их с себя, чтобы не мешали ей сопротивляться нам.

– А еще Тирус знает кое-кого, хорошо знакомого тебе, – с выводящим из себя спокойствием говорит она мне. – Кое-кого, кто не заслуживал стать Скованным при жизни. Вот только сейчас это не имеет значения. Когда Загробные миры объединятся, все станут Скованными и отдадут свой Свет богам.

«О ком она говорит?»

– Держи Аилессу! – командует Сабина. – Моя мать пытается отвлечь тебя. Но…

– Сколько уже лет прошло с тех пор, как ты видел его в последний раз, Бастьен? – перебивая Сабину, говорит Одива. – Лет восемь?

Звук колотящегося сердца отдается в ушках. Нет…

Я поворачиваюсь к Вратам Элары и всматриваюсь в происходящее за ними. На вершине винтовой лестницы появляется мужчина средних лет, которого утягивает вниз поток Освобожденных душ. Мой взгляд останавливается на нем… и я вдруг все вижу четче, чем когда-либо в жизни. Каждую морщинку на его лице, складки вокруг рта и на лбу от усталости и долгих часов работы с камнями. На нем все та же простая туника и поношенные брюки, которые я запомнил из детства. Та же одежда, в которой он умер. На его ботинках даже сохранились следы грязи с моста, на который он упал после того, как Костяная волшебница вонзила ему в сердце нож.

Но сейчас…