Рассвет костяной волшебницы - Кэтрин Парди

песне Тируса, хоть она и звучит без слов. Его музыка затмевает мой Свет, превращая его в тень. – Сдавайся, сдавайся. И тебя ждут удивительные открытия, а не боль».

Я подаюсь еще на пару сантиметров к Вратам.

– Аилесса, нет!

Сабина упирается ногами в мост, но это не помогает. Она тоже скользит вперед. Посмотрев по сторонам, она убирает одну из рук. А затем хватается за перекладину практически невидимых Врат Элары.

Мать медленно, но ликующе вздыхает.

– Отличная работа, девочки.

Меня накрывает огромный прилив силы. Спина выгибается дугой. Голова запрокидывается назад. Мощный разряд обжигающей и в то же время леденящей энергии проносится по телу. Она бурлит в крови и пульсирует в черепе, в конечностях и на кончиках пальцев.

А мать и сестра продолжают тянуть меня в разные стороны. Я стискиваю зубы и поворачиваюсь к Сабине. Ее тело и черты лица напряжены от усилий. Но загорелая кожа вдруг начинает светиться chazoure, а устремленные на меня глаза широко распахнуты. Я опускаю взгляд на свою руку. И понимаю, что тоже сияю.

Что происходит?

Пронзительный крик ударяет по ушам. Он такой громкий, что заглушает песню сирен Тируса. Да я даже себя не слышу. Резкий звук раздается из Врат Элары – протест множества душ, их крик боли.

Крик нарастает все сильнее и сильнее, пока не раздается треск, словно осыпалось стекло. Царство Элары – ее Врата с завитками и винтовая лестница – вспыхивает серебром, теряя прозрачность. Серебряная сова ныряет в щель на потолке. Она кружит вокруг меня и Сабины, яростно хлопая крыльями. Но даже не пытается остановить происходящее внутри и вокруг меня.

Поток из светящихся chazoure душ стекает по винтовой лестнице и вырывается из Врат Рая, словно вода из прорвавшейся плотины. Освобожденные вылетают на мост, но не расползаются по нему. Их засасывает в Подземный мир.

Души пролетают мимо леденящим ветром, теребя волосы и платье. Шок сковывает легкие, не давая вздохнуть. Я встречаюсь взглядом с Сабиной. И в ее радужках цвета chazoure отражается охвативший меня ужас. Это неправильно. Чудовищно. Это Освобожденные, но их вытягивает из мирной вечности в ужасы царства Тируса.

Почему?

Что сделала моя мать?

Поток душ не стихает. А мать продолжает удерживать меня мертвой хваткой. Да и хватка Сабины так же сильна. Так что я невольно стала проводником между двумя царствами душ.

– Мы должны остановить это! – кричу я Сабине. – Отпусти Врата Элары!

Из-за царящего вокруг гвалта я не слышу саму себя, но у нее есть благодати, влияющие на слух, в отличие от меня. Она кивает, и мы напрягаем ноги, чтобы удержаться на мосту. Сделав глубокий вдох, сестра поворачивается к Вратам Элары.

Краем уха я улавливаю, что Одива что-то кричит. Но не могу разобрать слов. А как только Сабина собирается ослабить хватку, к ней приближаются два Скованных, прорвавшихся сквозь Перевозчиц, и обхватывают ее пальцы своими руками, не давая выпустить изящную перекладину с завитками. Сабина пытается вырваться из их хватки, но у нее ничего не получается. Она уже потратила слишком много сил, пытаясь удержать меня.

Остальные Скованные и Освобожденные, которых еще не переправили через Врата, разбегаются из пещеры. Творящийся на мосту хаос разрушил их притяжение к Загробным мирам.

Поток душ из Рая не прекращается. Они кричат, молят и плачут, но их стенания больше не режут уши.

– Отпусти меня, Сабина! – кричу я и даже слышу себя.

Ее глаза широко распахиваются, и она качает головой. Ее сияющие chazoure и промокшие от дождя кудри трепыхаются вокруг лица.

– Пожалуйста! – Горло горит от необходимости кричать во всю силу. – Я не могу позволить этим душам страдать ради своего спасения.

По ее лицу начинают струиться слезы.

– Я не принесу тебя в жертву! Именно этого добивается Одива.

– А вдруг Аилесса сама этого хочет? – спрашивает наша мать у Сабины. Она не светится chazoure, как мы, но пролетающие мимо души озаряют ее бледное лице и шею своим сиянием. – Она всегда стремилась прославиться и заслужить мое уважение. А что подходит для этого лучше, чем стать мученицей?

Я поворачиваюсь к ней:

– Мне не нужно твое уважение. Твои поступки непостижимы и непростительны. Мне стыдно, что я твоя дочь.

Серебряная сова подлетает ближе, едва не касаясь кончиками крыльев черной пыли. И пронзительно кричит на Одиву.

Мать отшатывается от неожиданности.

– Зато ты бы хотела заслужить уважение богов, – говорит мать. – А Тирус желает объединить свой мир с царством своей невесты. Они оба этого хотели с незапамятных времен.

– Ну, похоже, богиня изменила свое мнение.

Губы Одивы слегка кривятся. Движение едва заметно, но от него так и веет страхом и силой. Это выражение лица преследовало меня всю жизнь, заставляя тренироваться усерднее и увеличивая преданность богам. Но сейчас оно меня бесит. Особенно на фоне стекающих в царство Тируса душ.

– Ты больше мне не мать. Я скорее умру, чем стану такой, как ты, – выдавливаю я, вкладывая в свой голос всю желчь, которая скопилась во мне за годы, потраченные впустую на попытки угодить ей и завоевать ее любовь.

Одива улыбается, но в ее глазах собираются слезы. Вот только вызвала их не любовь, а ненависть. Не боль в раненом сердце, а злость от уязвленной гордости. В ней не осталось Света. Да и жива она лишь потому, что тьма Тируса поддерживает ее за счет всех переправленных в его мир душ Освобожденных.

– Раз ты так жаждешь смерти, неблагодарная девчонка, – говорит она, – то я исполню твое желание.

Она сильнее стискивает мое запястье и тянет к себе. Освобожденные кричат и царапают мои руки, проносясь мимо. И их поток утягивает меня к Вратам. Левая рука и половина лица уже проскальзывают в тьму.

Я с болью смотрю на Сабину, чувствуя, как слезы обжигают мои щеки.

– Отпусти меня.

– Нет! – кричит она, дергая со всей силы к себе.

Я всхлипываю, стараясь извернуться так, чтобы не вывихнуть себе руки. А слезы все сильнее струятся по лицу. Я не могу выдавить ни слова. Мне слишком больно.

– Спасибо, – произношу я одними губами, надеясь, что она поймет меня. Потому что не в силах выговорить остальное: «Спасибо, что пыталась спасти меня… каждый раз. И не оставляла своих попыток».

– Прости, – рыдая, просит она, хоть и не прекращает тянуть.

Капли дождя и светящиеся chazoure слезы струятся по ее лицу.

Я качаю головой, не желая, чтобы она извинялась. Она была идеальной подругой и сестрой. Я благодарна, что именно ее вижу перед смертью.

Левая нога еще на пару сантиметров проскальзывает во