Рассвет костяной волшебницы - Кэтрин Парди

не имеет к нам никакого отношения. Мы будем избегать ее, как и тебя. – Роксана вскидывает голову так, чтобы зубцы ее короны из оленьих рогов оказались выше моих. – Уходи, Сабина. И больше никогда сюда не возвращайся.

Я смаргиваю выступившие слезы ярости.

– К сожалению, матерей не выбирают.

– Ты солгала нам. Мы могли бы помешать Одиве сегодня, если бы ты сразу рассказала нам правду.

В голове вспыхивает череда воспоминаний: Аилесса, проходящая через Врата из пыли. Лежащая на выступе Мориль с кровоточащей раной на голове. Тысячи испуганных Освобожденных, стекающих из царства Элары. Вернувшиеся в мир живых мать и отец со злобным коварством на лице.

– Уходи, Сабина, – говорит Роксана. – Ты больше не часть нашей famille.

Я слегка вздрагиваю и вновь бросаю взгляд на Шанталь и Пернель. Они смотрят в землю, как и другие старейшины. Грудь сжимается от невыносимой боли, хотя в венах кровь бурлит все сильнее.

– Трусы, – шиплю я и поворачиваюсь спиной к Роксане.

А затем пересекаю двор и подхожу к Милисенте и Дольссе.

– Отпустите его. Наша famille причинила ему достаточно боли.

Не говоря ни слова, они отпускают Бастьена. И я шагаю к туннелю, ведущему из внутреннего двора. Но он не следует за мной. А вместо этого подходит к Роксане и плюет ей под ноги.

Она уверенно отвечает на его мрачный взгляд.

– Если ты еще хоть раз появишься рядом с Шато Кре, я прикажу famille убить тебя.

– Грозные Костяные волшебницы? Да это же смешно, – ухмыляется он, провоцируя ее осуществить угрозу, а затем с важным видом уходит вслед за мной.

Пока мы выбираемся из замка, я смахиваю несколько скатившихся слез. «Это от злости», – говорю я себе, потому что не чувствую ни капли потерянности и опустошенности. Не чувствую себя совершенно одинокой в этом мире.

Бастьен бормочет несколько нецензурных фраз, проклиная Роксану и старейшин. Отчасти я согласна с ним, но в душе – в самой ее глубине, куда я старательно запихивала свои чувства всю жизнь, – пробуждается протест.

– Перестань! – обрываю его я, как только мы оказываемся за пределами замка.

Он удивленно приподнимает брови:

– Они только что выгнали тебя, Сабина. И отказались помочь нам найти Одиву. Ты же сама назвала их трусами.

– Нет, они просто потерянные. – Я наконец-то чувствую искру Света в себе, и это помогает мне понять свою famille. – Ты видел их лица?

Я вспоминаю слова Одивы, сказанные мне, когда она призналась, что моя мать, и повторяю их ему:

– Обязанности Перевозчиц требуют большой веры. И это предательство только что разрушило все, во что они верили. Ни одна matrone до Одивы не предавала нашу famille. Это ставит под сомнение все, что делают Леуррессы – приносят в жертву amouré, чтобы завершить обряд посвящения; рискуют жизнью, чтобы переправить мертвых.

Бастьен скрещивает руки на груди.

– Они уже давно должны были усомниться в этом.

Я киваю, все больше погружаясь в раздумья.

– Я задумалась. И поэтому никогда не чувствовала себя одной из них. Поэтому поклялась никогда не относиться к убийствам равнодушно. – С губ срывается печальный смешок. – А теперь мои руки залиты кровью пяти животных, и я бы не задумываясь убила Казимира, если бы это спасло Аилессу. – Я напрягаюсь и бормочу: – Каз…

Бастьен хмурится:

– А что с ним?

Я мчусь по заросшей тропинке, которая ведет из сада замка на плато, возвышающееся над морем.

– Нужно найти его.

Бастьен бежит за мной.

– Нет, мы должны найти Одиву.

– Ты отыщешь Одиву. И как только нам будет известно, где она прячется и что задумала, мы обсудим план действий. А мне нужно добраться до короля. Где твое убежище в Довре?

– Забудь про Каза, – ворчит он. – Сейчас Аилессе хотя бы не угрожает их душевная связь.

– Это не так.

Он останавливается как вкопанный.

– Как это? Она же в Подземном мире.

– Да, но она жива, Бастьен.

По суровому выражению его лица становится ясно, что он тоже не сомневается в этом.

– А значит, может умереть. Если с Казом случится что-то ужасное. И у нас не останется никакой надежды на ее спасение.

– Merde. – Он проводит рукой по волосам, а его глаза расширяются. – Сабина, прошлой ночью Каз сбежал из моего убежища после ухода Аилессы. Он сейчас где-то в городе. Ходячая приманка для мертвых несогласных, которых ты не смогла переправить.

От этого известия на меня накатывает головокружение.

– Нужно попасть в Бо Пале.

Я несусь по плато, направляясь в Довр. Каз наверняка отправился в замок.

– Подожди! – Бастьен бежит за мной, но отстает. Ему не угнаться за мной, подгоняемой скоростью козодоя. – Король Годарт, скорее всего, тоже спешит туда! – кричит он.

– Значит, у меня добавилось причин поторопиться! – отвечаю я.

А затем стискиваю челюсти, как это сделала бы Аилесса, и прибавляю шаг. Я должна защитить Казимира.

Сестру не удастся спасти, если она лишится души.

24. Аилесса

Я мчусь по плато рядом с Сабиной, размахивая руками перед ее лицом.

– Посмотри на меня!

Но она не поворачивается и даже не моргает. Ее затуманенный силуэт расплывается по краям, как пламя свечи, если на него смотреть слишком долго. Все вокруг также выглядит размытым – дикая трава на плато, облака, скрывающие полную луну, руины Шато Кре за нашими спинами. Но когда я смотрю на себя, то вижу каждую деталь – руки, платье – совершенно четко. Вот только у них странный цвет, которого я никогда раньше не видела. И он совсем не напоминает chazoure.

– Сыграй еще раз на флейте! – кричу я, не отставая от Сабины, хотя она прибавляет шаг.

Мне даже не требуется костыль. Раздробленное колено, кажется, зажило. И я могу использовать силу сокола по полной. А может, Сабина случайно поделилась со мной своей благодатью, как это произошло с Бастьеном, когда мы стали проводниками энергии между Вратами. А может, когда ты мертв, сломанные кости уже не беспокоят.

– Открой Врата снова! Попробуй это сделать где-нибудь. Да хотя бы прямо здесь! – Мы находимся на плато, а не на мосту, но я в отчаянии. – Прошу, Сабина. Я должна вернуться!

Но сестра продолжает бежать на восток, где находится Бо Пале и Казимир. Уверена, он сейчас в замке, если ему удалось сбежать из убежища Бастьена.

На глазах Сабины выступают слезы. Нетрудно догадаться, что она сейчас чувствует. Я знаю ее лучше, чем саму себя. Всегда так было. Она винит себя в том, что потеряла меня. А еще ее мучает чувство вины из-за смерти Мориль, освобождения нашей матери из