Твой яд мне по вкусу - Анастасия Полянина

«Черт с ним, с этим самоконтролем! Мне нужно снять напряжение!»

Я вцепилась пальцами в мочку своего уха до боли.

На ватных ногах я последовала за Милой. Мы остановились у той самой скамьи, на которой сидели за разговором о Максиме.

«Кажется, это было сто лет назад, хотя прошло всего несколько дней…»

— Хочешь присесть? — спросила Мила.

Меня уже начинало потряхивать от нервоза.

— Не хочу я сидеть! Просто скажи, где Максим! — рявкнула я и тут же испытала чувство стыда за свою грубость.

Мила глубоко вздохнула, прежде чем сказать:

— Майя… Макс уехал.

Я округлила глаза и перестала дышать.

— Как — уехал? Куда? Надолго? Почему именно сейчас? Скоро начнут подъезжать гости! Он нужен мне здесь! — начиная с потрясения в голосе я перешла к страданию.

Мила положила руку мне на плечо.

— Так получилось. Он был вынужден сделать это. Мне очень жаль, Майя… Но я получила от него все инструкции и готова быть на подхвате! Смело эксплуатируй меня! — глаза Милы загорелись.

Меня не впечатлил ее энтузиазм. Я ощутила, как на меня свалилась вся тяжесть бренного мира. Но еще больше меня убивало, что Максим смог так поступить со мной. Именно сейчас, когда мы должны быть вместе. Именно тогда, когда я начала доверять ему… Он просто бросил меня, оставив разбираться с этим самостоятельно. И даже не потрудился предупредить об этом. Я чувствовала себя преданной…

— Майя, ты в порядке? — голос Милы звучал в моей голове на каком-то периферийном уровне, вытесняемый моими собственными мыслями.

— Куда. Он. Уехал? — каждое слово я произнесла так, как будто рубила их топором.

Мила опять вздохнула и опустила глаза на свои красивые туфли.

— У него бой в подпольном клубе. Он должен отработать карточный долг.

Мои ноги отказали, и я медленно приземлилась на скамейку. На мои глаза упала мутная пелена. Я могла бы заплакать, но находилась в таком глубоком шоке, что не могла выдавить из себя ни слезинки.

Подняв глаза на Милу, я увидела, что она очень встревожена моим состоянием.

— Это правда? — прохрипела я, ища намек на возможность отрицательного ответа в ее глазах.

— Да… — Мила кивнула и присела рядом со мной.

Я согнулась и уронила голову на руки.

— Он едва восстановился после избиения… С него еще не до конца сошли синяки и раны… Как он мог быть таким безрассудным, чтобы ввязаться в это… — бормотала я.

Ладонь Милы легла на мою спину и ободряюще потерла ее.

— Майя, с ним все будет хорошо. Он сильный мужчина. Но у него есть проблема, которую надо решить. Иначе все может стать еще хуже…

Я бесслезно всхлипнула и взглянула на Милу умоляющими глазами.

— Это может быть опасно для него? Для его здоровья и жизни?

Она молча кивнула. Я застонала от отчаяния.

— Но он справится с этим! Потому что ему есть, ради кого вернуться сюда! Он вернется к тебе! — Мила спешила успокоить меня, но это было тщетно.

Покой ушел из моей души. Я была вся как комок оголенных нервов.

Пока я не увижу Максима живым и невредимым, о спокойствии можно и не мечтать. А нужно было еще продолжить работу…

— Майя, позволь мне помочь тебе со всем этим, — сказала Мила, обводя рукой окружающую территорию.

Я закрыла глаза и погрузилась в транс.

«Господи, что за гребаная дыра!»

Мое лицо машинально скривилось от отвращения, когда я осматривал место проведения боя.

Это был какой-то заброшенный и полуразрушенный склад. Запах пота и крови стоял перманентно — его уже невозможно было выветрить. Да и кого это волновало?

Сам ринг представлял собой просто квадратный помост, ограниченный с четырех сторон натянутыми канатами. Пол ринга был заляпан следами крови, которые никто не потрудился отмыть. Да и кого это могло беспокоить?

В качестве трибун использовались какие-то старые обшарпанные скамейки, скорее всего привезенные с помойки.

Освещение было тусклым, зловещим. Это должно было навевать страх, но на деле только раздражало.

Народу была тьма. Возбужденные голоса зрителей создавали невообразимый шум, закладывающий уши.

Патрон потрудился создать мне хорошую рекламу перед боем. Я мысленно усмехнулся, понимая, что он пошел на большой риск, сделав это. Но давайте посмотрим правде в глаза. Бо́льшему риску подвергался я. Я мог лишиться жизни или здоровья, в то время как Патрон просто потерял бы деньги. Но, очевидно, у моей жизни была рыночная стоимость, эквивалентная количеству людей, поставивших свои кровные на бывшего боксера, то есть меня. А их было чертовски много, по заверениям Патрона.

Я вздохнул и закрыл глаза.

Майя…

Она звонила и писала мне. Я видел это и боролся с желанием ответить ей. Но что бы я ей сказал?

«Привет, Веснушка! Я тут быстренько отчихвостю одного парня, чтобы отдать долг, и ты сможешь снова лицезреть мою ублюдочную рожу!»

Как я мог давать ей какие-то обещания, если сам не представлял исход боя? У меня не было страха или паники. Я был спокоен и сконцентрирован. Это тот навык проработки эмоций, за который я был бесконечно благодарен профессиональному спорту, занимавшему когда-то в моей жизни первоочередное место.

Я должен был вернуться.

Я должен был вернуться к НЕЙ!

У меня понятия не было, как я смогу объясниться и оправдаться перед Майей, но это сейчас не имело значения. Мы что-нибудь придумали бы. Наверное…

Я просто обязан вернуться к своей Веснушке.

Я переключилась в режим робота, чтобы довести дело до конца.

Это было сложно, учитывая, что мое сердце болело за Максима. Я старалась исключить любые зрительные и вербальные контакты с кем бы то ни было, чтобы не сорваться.

Мне просто нужно было сделать это.

И я делала — на полном автопилоте.

Время тянулось так медленно, что это сводило с ума. Секунды перетекали в минуты, минуты — в часы.

«Сколько это может длиться?»

«Он вообще живой еще?»

«Ненавижу тебя, Максим! Ты мерзавец!»

«Господи, только вернись живым…»

«Я лично задушу тебя, когда увижу!»

«Пожалуйста, пусть с тобой все будет в порядке! Пожалуйста…»

Наблюдая за веселящимися гостями, мне самой хотелось рвать на себе волосы. Мой взгляд упал на Бориса Николаевича. Он громогласно хохотал над чьей-то шуткой. Его глаза блестели от алкоголя. Отец Максима казался расслабленным, и я задалась вопросом: неужели он не чувствует, что его единственному сыну угрожает опасность? Очевидно, так это не работает.