Все, что мы когда-то любили - Мария Метлицкая

Неужели в такой огромной, разнообразной стране он не найдет то, что хочет? Журавлев долго разглядывал карту. Он давно мечтал о Байкале. Нет, далековато. Да и старенькая «бээмвуха» может не выдержать.

Грузия, Армения – прекрасно! Но это визы и деньги, и деньги немалые. А их было в обрез. Выходило, что надо скромнее. Краснодарский или Ставропольский край, короче, Россия.

Тогда и всплыл этот благодатный, теплый и зеленый край. Во-первых, две тысячи километров. Во-вторых, недалеко море, всего-то пара часов езды. Если захочется – можно рвануть и искупнуться. В-третьих, горы. Горы он обожал. В-четвертых, наверняка дешево – туристов маленькие станицы и деревушки в горах интересовали мало.

Горные дороги, горный воздух, природа.

С жильем наверняка проблем не будет. Снимет комнатуху, не понравится – съедет. Когда ты за рулем, ты свободен.

В общем, решился. Ночевка в машине, равнинные чистые села, реки с прохладной и прозрачной водой, даже была мысль остановиться, кинуть якорь. Но нет, поехал дальше – решил же, что горы.

Это село ему сразу пришлось по душе. Чистое, словно вылизанное. На пятачке магазинчик, небольшой, на пять торговок, рыночек, кафешка, у кафешки шашлычник. Две улицы – одна центральная, конечно же, имени вождя пролетариата, никто даже не думал менять название, – вторая потише, поуже. Почему-то имени Циолковского. Это было смешно, но спасибо, что не отца народов. На такой улице он бы точно не остановился.

Село обступали горы. Домишки были чистые, покрашенные, заборы ровные, дорожки заасфальтированы, палисадники в розах, а запахи, запахи!

Журавлев постучался в первый попавшийся дом и сразу наткнулся на Тамрико. Восседая за знаменитым столом, хозяйка чистила абрикосы.

Услышав звук остановившейся машины, Тамрико встала и медленно, по-утиному переваливаясь, пошла к забору. Так и познакомились.

Сдать комнату согласилась сразу, правда, смущенно спросила паспорт. Долго разглядывала его, листала страницы, остановилась на штампе о разводе, тяжело вздохнула и наконец выдала:

– Ну заходи, Игорь Алексеевич Журавлев! Гостем будешь. Но учти – баб ко мне не таскать! Все можно, только не это. Ты съедешь, а мне здесь жить. А уши, парень, здесь повсюду, поверь.

Он рассмеялся:

– Какие бабы, уважаемая Тамара? Я, можно сказать, от них и сбежал.

Усмехнувшись, хозяйка кивнула.

Договорились и о кормежке – выходили такие копейки, что Журавлев растерялся.

Подружились они в первый же день, когда Тама накрыла стол:

– Сегодня бесплатно – ты гость!

Под аджапсандали и восхитительные хинкали распили бутылочку домашнего красного. С дороги, усталости и вкусной еды его разморило, а хозяйке хотелось поговорить.

Выдержал он минут сорок, потом извинился, ушел. Рухнул на кровать, успев уловить сладкий запах чистейшего накрахмаленного белья. Спасибо, Тамара.

Утром был подан роскошный завтрак, к чему Журавлев не привык – обычно обходился чашкой крепчайшего кофе и куском сыра, если тот был. Хлеб он всегда покупать забывал. Холостяцкая жизнь, что поделать. Сейчас же на керамической сковородочке-кеци пузырился жареный домашний сулугуни, яичница из-под своих, разумеется, домашних наседок, домашнее сливочное масло невероятного желтого цвета, вяленая домашняя бастурма («Нет, это не я, сосед, Тимур», – честно призналась Тамара). А еще желтый сладчайший инжир, варенье из белой черешни, восхитительный, смолотый на ручной кофемолке кофе и теплый, вкуснейший лаваш.

– Ну Тамрико! – Он откинулся на стуле и громко вздохнул. – Если так будет каждый день… Ну я не знаю… В машину точно не влезу – останусь у тебя навсегда.

– А как иначе? – искренне удивилась она. – Кусок колбасы кинуть, как собаке? Так у нас даже собаки магазинную колбасу не едят. А ты гость! Мы всегда так завтракали, не будем нарушать обычаи, – рассмеялась Тамара.

У нее вообще было хорошо с эмоциями – и со смехом, и со слезами. Но самое главное, с юмором, а это Журавлев в людях очень ценил.

Распорядок дня был совершенно бессовестным – спал он до полудня, потом плотно завтракал и был уверен, что уж сегодня после такого обильного завтрака есть точно больше не будет.

Как же…

После завтрака он валялся в гамаке, читал книги и старые, пожелтевшие журналы, коих в сарае было великое множество. А потом засыпал. И эти минуты были наисладчайшими.

Вот оно, счастье – свобода! Не надо торопиться, думать о делах, о том, что кому-то надо звонить – Кире, Алке, дочке или заказчикам. Он спал, но сквозь сон слышал тихие шаги Тамрико, кухонные звуки, вслед за которыми появлялись и запахи – Тамара готовила обед.

Часа в три он шел на прогулку в горы. Найдя полянку или место под раскидистым дубом, ложился и закрывал глаза. Слушал пение птиц, жужжанье стрекоз, отдаленный звук пилы, мычание стада. Он вдыхал густой, словно медовый, запах полевых и горных растений и снова уплывал в сладкую дрему.

По возвращении они снова садились за стол, и все его мысли, что сегодня больше ни-ни, исчезали как не было. Потому что отказаться от нежнейших, тончайшего теста, хинкали было невозможно, как и от острого, обжигающего огненным перцем ярко-красного харчо. И от сациви, и от жареной форели, которой делился сосед-осетин Тимур, который когда-то был влюблен в Тамрико. И от стакана домашнего красного вина, терпкого, пощипывающего язык, пахнущего смородиной и почему-то орехами, тоже было не отказаться.

Когда Журавлеву надоедало безделье и перемещение от гамака к кровати, он садился за стол и помогал Тамрико – чистил миндаль, сливу на соус ткемали, лущил горох, или вынимал косточки из абрикосов, или рубил мясо на хинкали. И все это время они болтали. Точнее, болтала Тамара, он слушал. Журавлев был не из болтливых.

Тама держалась изо всех сил, но любопытство, которое она всячески старалась скрыть, все-таки прорывалось. Тогда начинались вопросы. Почему расстался с первой женой? Как общается с дочкой? Дает ли деньги и сколько? Почему расстался со второй? Не были расписаны, гражданский брак? А почему? Некрасиво, женщина должна быть спокойна. И почему там не было детей? Детей должно быть много.

Он старался отвечать коротко:

– С первой до некуда банально – она мне изменила. А что тебя так удивляет? Хорош собой и хороший человек? Брось, Там! Что ты про меня знаешь. Изменила, и правильно, я ее понимаю. Нашла хорошего мужа, спокойного и обеспеченного. А что бы она видела со мной? Нищету, пьянки, гулянки? Нет, конечно, сейчас все не так, но тогда, по молодости… Ты мне поверь, что мне на себя наговаривать? С дочкой общаемся мало. Сначала страдал, потом привык. Знаешь, когда ребенка не растишь, от него отвыкаешь. Так мы, мужики, устроены. Козлы, что говорить.

А вторая, гражданская – он имел в виду Киру – сложно там было. Все сложно. Но человеком она была прекрасным! Была и, слава богу, есть. Мы до сих пор общаемся – как друзья, разумеется. А все остальные… Не о ком говорить.