Промысел Господень. Летописи крови - Евгений Таранцев

— Я не… понимаю. — Человек поднимает правую руку.

Оставшиеся двое солдат включают свои прожекторы и целят ими в лицо привязанного. Но тот лишь хохочет.

— Мне не больно, черви! Я не боюсь света!

— Как такое возможно?

— Я же сказал — тебе все равно не понять.

— Мне нужно только его тело. — Тот, кого привязанный именует человеком, разворачивает и, лавируя между парящими в невесомости кусками обшивки и мусором, вылетает из фокуса камеры. Та разворачивается вслед за ним. За спиной не слышно лязга затворов и звука выстрелов, но угловым зрением можно заметить вспышки.

Конец записи.

Фелиаг сворачивает запись, ищет другую.

Рассвет едва успел вступить в свои права. Багровое солнце лениво качается на волнах у самого горизонта. Сирень облаков упрямо ползет на него, изредка скрывая горящий диск от посторонних взглядов.

На берегу, почти у самой воды останавливаются черные автомобили. Хлопки дверей предвещают появление людей. Одного из них ведут под руки, заставляют упасть на колени. За его спиной человек в черной мантии отдает приказания своим подельникам.

— Я готов выслушать тебя, — говорит он пленнику.

— А мне все равно.

— Ты не боишься?

— Чего?

— Ну… хотя бы смерти.

— Ты думаешь, мне нужно опасаться того, что уже произошло? Для человека у тебя интересный взгляд на суть вещей…

— Ты не понял меня. Тебе грозит абсолютное забвение.

— Оно страшно только для тех, кто не имеет потомства. Мне нечего бояться.

— Ты думаешь о мести? Что ж, хочу сказать тебе, что твоей семьи больше нет.

— Ты лжешь!

Человек в мантии поворачивается к своим людям.

— Покажите ему.

Кто-то за пределами видимости убегает к машинам. Из багажного отделения одной их них он достает два хромированных контейнера. Приносит их на берег и ставит перед пленником.

Человек в мантии продолжает:

— Это переносные медицинские холодильники. Их используют для перевозки трансплантационного сырья. В особом растворе из смеси аммиака и сжиженного водорода плоть не подвергается гниению и сохраняет свою ценность для врача. Но таким же образом можно хранить и другие органические субстанции. Например, отрубленные головы.

— Я не понимаю.

— Трофеи. Физиологический раствор сохраняет их в первозданном виде. Появляется только небольшая синева. Это от отсутствия крови в сосудах. Хочешь посмотреть?

Не дожидаясь ответа, человек подходит к контейнерам и открывает их. На пленника взирают мертвыми глазами четыре головы. Волосы у края ран слиплись от крови. Обрубки сосудов и шейных позвонков торчат, обрамленные рваными кусками сизой кожи.

— Их истинные имена нам известны. Трудно понять другое. Почему мы застали их днем готовыми к бою? Не расскажешь?

— Я не знаю.

— Тогда скажи, почему рассвет не действует на тебя, хоть ты и не дневальщик?

— Тебе не понять.

— Точно такие же слова говорил один их них. — Человек за волосы вынимает одну из голов, бросает ее на песок и раздавливает ударом ноги.

— Черт, что ты делаешь?

— Лишаюсь лучшего трофея. И все ради тебя. Есть выбор — или ты рассказываешь нам все что знаешь и до поры мы тебя отпускаем, либо тебя ждет смерть от потери кровных уз. Тебе решать.

— Да пошел ты к дьяволу.

— Ответ неверный. Но мне понятна твоя стойкость. Но подумай, стоит ли охранять секрет, который таковым не является.

— Пойми, что сейчас, на границе с неизбежным, я пытаюсь быть похожим на тебя. Ты даешь мне право выбрать, а у меня встречный вопрос: что выберешь ты — безумие или сознание?

— Безумие, говоришь? Оттого, что узнаю вашу тайну?..

— Какие вы люди упрямые. Истинно, вы лишь пища, агнцы. А мы для вас пастыри днем и волки ночью.

— Таким образом, тебе нечего сказать. Приковать его.

— Что ты делаешь?

— Я не обещал тебе быстрой смерти. Жажда уже близка.

— Нет! Я прошу тебя, будь милосерден.

— Ты упустил свой шанс, каинит. Да пребудет в мире твоя душа.

— Будь проклят! Фелиаг!

Будь проклят… что ж, каинит, ты был почти прав. Ошибся только с временным залогом. Не будь, а продолжай быть.

Почему-то Фелиаг чувствует голод. Давно забытую потребность. Желание употребить не синтетическую смесь вкуса, а нормальную пищу, которую не найдешь даже на иллюстрациях в меню. Увы, такое простое желание было трудно претворить в жизнь.

Откликнувшись на ментальный приказ, система жизнеобеспечения отреагировала точно по предписанному алгоритму. Из подлокотника выскочила игла на тонкой полой ножке и, найдя руку Мага, впилась в вену. По трубке потекла мутная питательная субстанция. Начавшийся мгновенно процесс переваривания должен был бы поднять температуру тела, что в состоянии Фелиага было бы губительным. Поэтому вслед за физическим раствором в кровь Мага поступил фриз.

Фелиаг позволил себе миг расслабления. Проблема которую он пытался давно и безуспешно решить, никак не поддавалась. Он искал ее корни в мутировавшей физиологии каинитов. Потом понял, что идет по неверному пути. Он обратился к психофакторам, но и там ответом была лишь пустота. Гносеологический вакуум, отделяющий человека и каинита, никак не хотел заполняться. Годы клинических наблюдений не дали ровным счетом никаких результатов. Меж тем каиниты продолжали избавляться от своих недостатков, когда-то дававших людям шанс на выживание. В рукаве у человечества оставалось не так-то много козырей.

3

Фелиага мучают вопросы. Много вопросов. Он сидит в тишине, слушая удары сердца. Один…

Два…

Три…

Не верь пятой кости…

Да, собственно, ничего она и не сказала. Рекомая пятая кость. Она выпала пустой гранью. Нолем. Абсолютом.

Пальцы правой руки перебирают два металлических шара, две планеты. Одна — голубая с желтыми пятнами суши. Другая — практически вся красная. Тонкие пальцы раскатывают шары, их тепло передается ладони, растекается по всему телу.

Две планеты, как два огонька, горят, отражая свет из глаз Фелиага. Он смотрит на них и чувствует, как жизнь перетекает от одного шара к другому, так, словно они связаны единой энергетической цепочкой.