Локдаун - Питер Мэй

– Чтобы создать вакцину.

Макнил вспомнил, как врач из «Штейн-Франкен» объяснял это по телевизору вчера утром. Неужели это было всего двадцать четыре часа назад? Меньше!

– Вот только все они ошиблись, и пришлось опять начинать с нуля, когда появился настоящий вирус. – На мгновение она замолчала, а потом повернулась к Макнилу, слегка нахмурившись. – А почему вы спросили?

– Одна девушка выделила в лаборатории вирус из костного мозга, который достали из костей Чой.

Он почувствовал на себе напряженный взгляд доктора Кастелли.

– И?

– Ну, для меня все это темный лес. Но похоже, они переполошились, потому что это оказался не H5N1. По крайней мере, не та версия, с которой мы знакомы. Вирус оказался искусственным. Делом рук человека.

Пинки вел машину через площадь, мимо Вестминстера и других парламентских зданий. В зимней тьме высилось мрачное Вестминстерское аббатство, сурово торчали голые ветви деревьев в парке, словно ломкие черные скелеты, безмолвные свидетели напасти, посланной богом, чтобы наказать человека за его злодеяния. По какой-то причине Вестминстерский мост перекрыли, так что Пинки ехал на юг, чтобы пересечь реку по Ламбетскому мосту. В любом случае, так он окажется почти напротив лаборатории.

На заднем сиденье лежал Гарри – с кляпом во рту, в маске и связанный. Поначалу он дергался и выл, но потом наступила долгая тишина, за последние пятнадцать минут Пинки не слышал больше ни звука.

Пинки чувствовал себя прекрасно. Ему нравилось импровизировать. Такие ситуации проверяли состояние ума. Пинки становился более гибким. Это был вызов. Однако он уловил спрятанный очень глубоко в голосе мистера Смита намек на истерику. Нарастающую панику, которую тот старательно пытался скрыть. Но Пинки держал все под контролем. Ведь именно за это ему платят. Чтобы все было сделано как надо. Никогда не начинай того, чего не сумеешь закончить, говорила ему мать. Если работа стоит того, чтобы ее сделать, то делать нужно как следует. Пинки всегда завершал работу. И всегда делал ее как следует. Не может же он отвечать за чужие промахи.

Некоторое время его терзало осознание того, что именно он познакомил мистера Смита с Казински. Мистер Смит мог бы обвинить Пинки в ошибке Казински. Но Казински больше нет, и Пинки снова у руля. Что бы ни случилось, он будет выполнять задачу до самого конца.

Слева от реки его отделял парк Виктория-Тауэр, а справа, за Смит-сквер, высился концертный зал святого Иоанна. Впереди Пинки уже видел Ламбетский мост, перекинувшийся через Темзу у развязки Миллбанк.

Он переключился на третью передачу и притормозил, чтобы повернуть налево, к мосту. Посередине моста находился армейский блокпост. Пара грузовиков и с полдюжины солдат. Пинки переключился на вторую, чтобы подъехать совсем медленно и дать им достаточно времени рассмотреть номера машины.

И тут сзади шею обхватили связанные веревкой руки, и Гарри засопел от натуги, изо всех сил притянув Пинки к подголовнику. Грубые волокна веревки обожгли кожу, и Пинки почувствовал, как сжимается трахея. Пытаясь найти опору и вырваться, он машинально нажал на газ, и машина дернулась вперед. Пинки обеими руками вцепился в веревку, стараясь ослабить нажим на горло. Гарри стукнул его лбом по макушке, и Пинки ощутил дикую боль, словно череп сжимают в тисках. В глазах вспыхнули искры. Гарри был силен и не собирался сдаваться.

Даже на фоне гула двигателя Пинки услышал крики солдат. Панику в их голосах. Но ничего не мог поделать. Через ветровое стекло он увидел, как они целятся из автоматов в машину и вот-вот выстрелят, не собираясь ее пропускать. Гарри с ревом поднажал, почуяв, что вот-вот переборет похитителя.

Первая очередь попала в двигатель. Пинки знал, что солдатам велели стрелять в двигатель, если какая-то машина не останавливается. Следующая прошила ветровое стекло. Он понял, что умрет, но был бессилен это изменить. Однако новая очередь так и не последовала. Машина вильнула в сторону, и перед Пинки мелькнули бледные лица и маски солдат, разбегающихся с пути. Раздался тошнотворный скрежет рвущегося, как бумага, металла, машина врезалась в грузовик и, вращаясь, понеслась дальше. Пинки по-прежнему вжимал ногу в пол, а передача так и осталась второй, и двигатель визжал. «БМВ» мистера Смита ударилась о парапет, из-под капота вырвалось пламя, а Гарри пролетел над головой Пинки, чуть не снеся ее, и врезался лицом в ветровое стекло, забрызгав его красным.

Пинки учуял запах бензина, а потом все вокруг объял огонь.

Макнил увидел взрыв, подъезжая к развороту у Ламбетского дворца. Пламя взметнулось в воздух на высоту двух или трех этажей. Макнил нажал на тормоза и свернул к мосту. Они увидели врезавшуюся в парапет машину. Она снесла фонарный столб, и освещение полностью вырубилось. Но огонь озарял ночное небо и отбрасывал тени от солдат, прыснувших во все стороны как разбегающиеся крысы.

– Вот сукины дети! – ругнулась доктор Кастелли. – В машине кто-то есть. В машине есть кто-то живой!

Макнил увидел за языками пламени чью-то дергающуюся руку на водительском сиденье – кто-то отчаянно пытался выбраться. Макнил тут же выпрыгнул из машины, и солдаты наставили на него автоматы. Он помахал перед собой удостоверением и взревел, перекрикивая гул пламени:

– Полиция! И со мной врач. Кто-нибудь ранен?

– В машине двое, – крикнул в ответ солдат. – Но они погибли.

Однако Макнил по-прежнему видел, что кто-то в машине еще жив. Он снял пальто, набросил его на голову и побежал к машине. Его обдало жаром. По запаху он понял, что огонь опалил пальто. Он не осмеливался вдохнуть, потому что в этом случае точно сжег бы легкие. Макнил обмотал ладонь рукавом пальто, нащупал ручку двери и дернул. Дверь почти свалилась на мостовую. Он понял, что загорелись брюки, ботинки и волосы. Сидящий за рулем человек рухнул на него, Макнил схватил его за руку и поволок подальше от машины.

Теперь он унюхал вонь горящего мяса, не зная наверняка, не его ли собственного. Он упал на асфальт и откатился подальше от удушливого и пылающего дыма, хватая ртом воздух, а ладони и предплечья скрючила жуткая боль. Мимо него пробежали два солдата и оттащили пострадавшего подальше от пожара.

– Господи! – охнул один из них. – Вы только гляньте, во что он превратился!

Кто-то другой накинул на Макнила тяжелое пальто и несколько раз перевернул его, от обуглившейся одежды поднимались клубы дыма. Потом он услышал голос доктора Кастелли, резкий и встревоженный. Она склонилась над ним, осматривая лицо и руки.

– Вы сумасшедший, мистер Макнил. Совершенно безумны. Вам повезло, что вы получили только ожоги первой степени. – Она подняла голову и крикнула: – Мне нужна вода, и побыстрее! И чистые бинты. – А потом снова обратилась к Макнилу: – Очень больно?

– Мои руки, – выдохнул он. – Жутко болят.

– Скажите спасибо, – почти с нежностью улыбнулась доктор Кастелли. – Если болят, значит, не все так плохо.