Пиковая Дама - Максим Кабир

И тогда Антон вообразил мусорную урну в своих руках, тяжелую, просыпающую к ногам пепел. Он воздел импровизированное оружие над головой и ринулся в атаку.

На глазах Смирнова Антон взлетел. Подошвы оторвались от пола, тело выгнулось: он висел в пустоте возле металлического стола. По отекшему лицу, как по воде, скользила рябь. Мышцы сокращались, глазные яблоки ворочались под сомкнутыми веками.

Марина кричала, вжимаясь в стену.

Смирнов выронил таймер — и вмиг очутился у лежанки.

Он знал, что происходит: Пиковая Дама проникла в Антона. Воспользовалась горем, оголившим его разум. Он видел ее в нечищеном кафеле: клубок щупалец, обвивший подрагивающего мужчину. Отростки, дреды, слепленные из мрака и разноцветных клочков волос, опутывали горло Антона, юркнули в рот.

«Не тронь его! — мысленно заорал Смирнов. — Гоните ее, гоните!»

На секунду показалось, что это не Антон Рюмин, а его сын, Олег, парит в воздухе. Смирнов вцепился в напряженные плечи Антона и потащил к себе:

«Отпусти его! Возьми меня!»

В плитке щупальца переползали с Антона на Смирнова.

«Да, вот так. Давай, иди!»

Женщина в рубище заплясала в отражениях. Бугристые ступни волочились по мусору. Ногти полосовали воздух. Ее плоть была разодрана на части, и лишь толстые пеньковые веревки удерживали воедино конечности и разваливавшееся туловище. Мясистые волокна не позволяли деформированной челюсти отпасть. Воронка беззубой пасти пульсировала, из нее вылетела жирная зеленая муха.

Смирнов нарисовал в голове образ сына. Загородился им, как распятием загораживаются от вампиров в кино.

Мальчик фотографировал море и смеялся.

Смирнов открыл рот широко и почувствовал, как муха защекотала крылышками нёбо.

Будто взрывом, его откинуло к железному шкафчику. Он кувыркнулся, приложился затылком о бетон. Смятые дверцы отразили склоняющуюся над жертвой тварь: ее щупальца, пасть и обезумевшие глаза. Смирнов понял: она боится. Не хочет уходить в свой ад, в свою угрюмую тюрьму.

Потому что современные дети слишком циничны и прогрессивны, чтобы малевать на зеркалах лесенки, чтобы верить в пионерские страшилки. И ее вызывают все реже, а однажды забудут вовсе.

— Марина! — захрипел Смирнов. — Вспомните о чем-то хорошем! Какой-нибудь мощный образ, чтобы защититься от нее!

Передний зуб Смирнова выломался сам по себе. Выпал с корнем. Клык раскололся, следом моляр. В глотку потекла соленая кровь. Смирнов скосил глаза и увидел в дверцах: Пиковая Дама протискивала голову в его раззявленный рот.

«Сыночек… помоги…»

На берегу моря, существующего вне времени и пространства, спокойного и величественного моря, Олег поглядел сквозь видоискатель и нажал на кнопку.

За переносицей Смирнова вспыхнуло. Белый исцеляющий огонь.

Пиковая Дама отпрянула, недовольно зарычала. Давление на ребра уменьшилось, но через мгновение отражение в дверцах вновь зарябило. Демон вздыбился, изготовившись к атаке.

…Море… или океан? И белые альбатросы… и голубые скалы вдали. Теплый бриз, запах йода… Может быть, Смирнов придумал этот омываемый пенными волнами пляж, выбрал в качестве защиты, а может, побережье существовало в действительности — где-то за гранью миров.

— Улыбнись, — сказал сын. Ветер надувал парусом его белоснежные шорты. — Улыбнись, папа.

Мальчик поднес к лицу фотоаппарат и сделал снимок.

Вспышка, яркая, волшебная, отшвырнула ведьму. Пиковая Дама заметалась в кафеле. Смирнов разразился кашлем — меж окровавленных губ выпорхнула зеленая волосатая муха. В пике она устремилась к вопящей Марине.

— Малышка… проснись… проснись, любимая.

Марина потянулась сладко, зевнула и открыла глаза. Дочь спала на ее животе, сжав крошечные кулачки. Антон сидел рядом, какой-то особенно красивый и родной этим солнечным утром.

— Мне такие приятные сны снились… — пробормотала Марина, стараясь привстать и при этом не разбудить новорожденную дочь. Удивилась, заметив что-то темное на простынях. Пятна, которые вроде бы двигались, перетекали вдоль ног.

— Ты посмотри на это, — прошептал Антон.

Божьи коровки, единственные насекомые, не вызывавшие у нее брезгливости, роились в палате, ползали по пеленкам. Жучок с пятью пятнышками и упорством альпиниста взбирался по пухлой щеке безымянного еще ребенка — имя они придумают днем позже в такси. Марина, спохватившись, осторожно убрала коровку, пересадила на кровать.

— Откуда они здесь? — спросила изумленно.

— Не знаю. — Антон разглядывал жучков. — Но это какое-то волшебство. Магия…

В дверь палаты постучали, затем заскоблили ногтями по полотну. Так собака пытается проникнуть в помещение.

Марина напряглась, но Антон сказал спокойно:

— Она не войдет. Только не сюда.

Божьи коровки взлетали с бежевого аэродрома постели. И это чудо было сильнее любого демона.

* * *

Марина стояла посреди подвала, зажмурившись. Зеленая муха словно врезалась в невидимую преграду, сменила курс и полетела, пьяно вихляя, прочь из операционной.

— Тоша! Очнись! Очнись же!

Антон оторвал от бетона потяжелевшую голову. Комната ходила ходуном. Он сел, отплевываясь, сфокусировался. Воспоминания о зеркальном лабиринте блекли. Он различил за красной пеленой стол и расплывающиеся фигурки. Марина прильнула к дочери, повторяла ее имя.

Анна Верберова ушла — Антон выхаркал ее вместе с пылью. Но праздновать победу было слишком рано. Он встал, пошатываясь, цепляясь за стены. Поковылял к жене.

Смирнов — кто-то выбил ему зубы и измарал кровью свитер — суетился над Аней. Машинка сливала на пол бумажную ленту — прямую страшную линию.

— Верните ее! — взмолилась Марина. — Вы обязаны! Вы обещали!

Антон трогал ледяное запястье дочери. Как долго он находился в отключке, в зазеркалье Пиковой Дамы? Под ботинком хрустнули часы. Антон, трепеща от страха, подобрал их. Таймер продолжал вести отсчет.

Три пятьдесят. Почти четыре минуты Аня была мертва.

— Господи! Что же делать! — Марина прижалась губами к сухим губам дочери, пыталась вдохнуть в легкие кислород.

— Отойдите. — Смирнов приложил утюжковые электроды дефибриллятора к Аниной голой груди.

Разряд! Тело дрогнуло.

— Сразу семьсот нужно!

Электрический импульс прошил грудную клетку. Аня содрогнулась, кардиограмма на дисплее и на бумажной ленте чиркнула робкой зазубринкой.

— Еще раз! — заревел Смирнов, брызгая кровью из десен.