Меморист - М. Дж. Роуз

— Прошу прощения, — окликнула от двери Меер.

Врач обернулась, не скрывая раздражения, и что-то недовольно произнесла по-немецки. Девушка не поняла ни слова.

Усевшись в кровати, Джереми обратился по-немецки к врачу, затем к дочери.

— Заходи, моя милая. Это доктор Линтелл. Доктор Линтелл, познакомьтесь с моей дочерью.

Врач улыбнулась.

— Здравствуйте, — сказала она, протягивая руку.

Пожав ей руку, Меер спросила:

— Как мой отец?

Несмотря на то что она знала, что с отцом ничего не случилось, ей нужно было продолжать разыгрывать спектакль.

— Нам нужно сделать еще несколько анализов.

Удивленная, но стараясь не показывать это, Меер повернулась к отцу.

— Анализов? Зачем?

Джереми усмехнулся.

— Хотя доктор Линтелл и считает, что всему виной была обычная усталость, наложившаяся на переживания последних дней, она хочет еще немного меня помучить.

Меер ничего не понимала. Они с отцом договорились симулировать сердечный приступ в ходе переговоров шепотом, продолжавшихся не больше минуты, после того как Меер догадалась — поразительно, она просто прониклась абсолютной уверенностью, что в склепе спрятан ключ, причем она точно знала, где он находится. Меер попросила отца любым способом отвлечь внимание монаха, чтобы она смогла найти этот ключ. Отец шепнул в ответ: «Приступ паники», и она его поняла. Ему уже приходилось поступать так в прошлом, и он не раз рассказывал об этом своей маленькой дочери перед сном… Ей доставляло огромное удовольствие снова и снова слушать, как папа обманул восточногерманского пограничника, симулировав сердечный приступ, и ему тогда был поставлен диагноз: «Приступ паники». И все это не вызвало никаких подозрений.

— Отец вам сказал, что у него уже были такие приступы, да? — спросила врача Меер.

Доктор Линтелл кивнула.

— И много еще нужно сделать анализов?

— На самом деле нам нужно проверить кое-какие другие симптомы.

Врач говорила резко. Не холодно, но не произнося ни одного лишнего слова. Меер не могла определить, то ли это черта немецкого характера, то ли принцип общения с родственниками больного.

Впрочем, существовала еще и третья возможность.

— Папа, у тебя действительно что-то серьезное?

Отец непринужденно рассмеялся, показывая, что все находится под контролем. Этого смеха Меер недоставало больше всего с двенадцати лет, с тех самых пор, как отец стал жить отдельно. Смеха и облегчения, которое она испытывала, купаясь в нем.

— Нет, моя милая. Ничего серьезного у меня нет. Все эти анализы — это чистая формальность, не так ли, доктор Линтелл?

Врач что-то строго сказала ему по-немецки. Он ответил, но тоже по-немецки.

Всю свою жизнь Меер ненавидела секреты. Мать не раз ловила ее, как она подслушивала телефонные разговоры по параллельному аппарату, пряталась за дверями, всегда стараясь понять, что от нее скрывают. А скрывали от нее очень много. Ее собственный рассудок упорно отказывался раскрыть свои тайны: образы и звуки, окутанные покрывалом тумана, воспоминания, до которых никак нельзя дотянуться.

Сначала Меер пыталась списать все на свое воображение, но отец определенно выглядел каким-то обессилевшим, словно последний час вытянул из него всю энергию. После ухода доктора Линтелл Меер хотела было снова спросить у него, как он себя чувствует, но тут появились Себастьян и Малахай.

— Ну, как вы себя чувствуете? — спросил Себастьян. — Что случилось в склепе?

— Тебя уже осмотрел врач, — сказал Малахай. — И каков прогноз?

Джереми объяснил, что Меер нужно было время, чтобы заглянуть в одну из урн, поэтому он симулировал сердечный приступ, отвлекая от нее внимание.

— Но даже так я должен остаться в больнице и сдать кое-какие анализы. Я уже в таком возрасте, что меня не выпустят, не убедившись, что со мной все в порядке. А пока что нам нужно разобраться с тем, что обнаружила Меер, понять, что это означает и куда двигаться дальше.

Меер понимала, почему отец обратился к Малахаю, оставив без внимания слова Себастьяна. Бросив на него взгляд, она увидела, что он смотрит на нее. Их взгляды встретились, и снова Меер ощутила это противоречивое чувство: ее одновременно тянуло к Себастьяну и отталкивало от него. Его присутствие рядом пугало ее. Девушка повернулась к Малахаю.

— Что вы сказали?

— Я спросил, что ты нашла в урне. — Его черные, словно эбонит, глаза горели нетерпеливым ожиданием.

Сунув руку в карман, Меер достала то, что извлекла из девятого серебряного кубка в склепе с сердцами. Это был кусок потемневшего металла длиной не больше дюйма, вероятно, серебра, покрытый черными точками. Молодая женщина осмотрела маленькую трубку с отверстием наверху и одной полосой сбоку. Никаких других отметин не было. Металл казался холодным, и этот холод разливался от кончиков пальцев по рукам и через плечи вниз по спине. Меер поежилась, и маленькая трубка задрожала у нее на ладони.

— Что это? — спросил Себастьян.

— Спускаясь в склеп, ты знала, что там должен быть ключ? — спросил Малахай.

— Нет. Я понятия об этом не имела.

— У тебя есть какие-нибудь мысли относительно того, что это может быть? — продолжал Малахай.

Меер покачала головой.

— Нам нужно разгадать назначение этого ключа, но мы не сможем это сделать, оставаясь здесь, — сказал Джереми. — Себастьян, вы сегодня свободны? Вы сможете нам помочь?

— У нас сегодня репетиция перед концертом, который состоится в четверг, но она начнется только в семь вечера.

Джереми был озадачен.

— У меня нет билетов на этот концерт?

Объяснив, в чем дело, Себастьян повернулся к Малахаю.

— Если вы тоже захотите пойти на концерт, думаю, я смогу достать еще одну контрамарку. Я буду очень рад принять вас в качестве своего гостя. Мы будем исполнять «Героическую» симфонию Бетховена.

— С удовольствием, — обрадовался Малахай.

Меер больше не слушала. Услышав фамилию великого композитора, она вспомнила, что сегодня утром видела его могилу. И могилу Марго.

— Ты что-то вспоминаешь? — встревожился Малахай.

Меер уловила в его голосе надежду, смешанную с отчаянием, — лейтмотив всего своего детства. Столько лет Малахай и ее собственный отец пытались разрушить то, что они считали плотиной, не позволяющей прошлому Меер выплеснуться в настоящее.

— Вы работали с тысячами детей, — сказала она Малахаю. — Разве они не предоставили вам достаточную возможность найти доказательства, которые вам так нужны?

— «Инструмент памяти» позволил бы решить эту проблему с совершенно другой стороны.