Меморист - М. Дж. Роуз

Николас в который раз рисовал мальчика в темном коридоре, и этот рисунок был в точности таким же, как те, что Меер видела во время предыдущего посещения. Она сама бродила по такому же темному коридору и в конце концов вышла с противоположной стороны. И вот сейчас она хотела помочь этому незнакомому ей ребенку тоже выйти из коридора. Хотела ради мальчика. Ради него одного. Хотя Меер и понимала, какие причины двигали Себастьяном, она также чувствовала, что, вероятно, никогда не сможет его простить, однако она не могла наказывать мальчика за проступки его отца. Проступки, как в настоящем, так и в далеком прошлом.

Мальчик едва слышно напевал себе под нос, но друзья отца Меер узнали слова. Решение было принято мгновенно, без какого-либо сигнала. Вот звучал лишь тихий детский шепот, затем к нему присоединился один взрослый мужской голос, потом другой, третий, пока все девять голосов не присоединились к голосу Николаса, образовав миньян из десяти голосов, поющих вместе.

Меер опустила голову, не в силах смотреть. Именно сейчас — не в концертном зале, когда там разверзлась преисподняя, не в квартире Бетховена, когда она поняла, где спрятана флейта, не на кладбище, когда она опускала в могилу прах своего отца, а сейчас, — слушая вибрации торжественного пения, заполнившие больничную палату, молодая женщина впервые в жизни ощутила присутствие чего-то священного. Было ли это звуком мириад осколков разбитых, разломанных душ, наконец соединяющихся вместе?

Меер вспоминала, как описывал любовь ее отец: любовь — это то, что мы передаем друг другу, что поддерживает нашу жизнь, без чего мы становимся слабыми и уязвимыми, но именно она дает нам силы и душевный покой, когда мы понимаем, что в действительности ее никогда нельзя отнять, что она существует всегда, но только в преображенном виде.

Стоя у могилы отца и слушая эту же самую молитву, Меер думала о Николасе, гадая, не был ли он в прошлом отцом, дедушкой или братом, кому не удалось принять участие в похоронах ребенка. И без него миньян не смог собраться в полном составе и прочитать надлежащим образом поминальную молитву. Этот отец, дедушка или брат умер или был убит, и у него в сознании осталось чувство невыполненного долга.

Стоявшая рядом Ребекка вздохнула, и Меер, посмотрев на нее, увидела на лице у матери Николаса слезы и выражение недоумения. В палате наступила тишина. Миньян перестал петь. Кадиш был произнесен. Николас умолк вместе с остальными. Мальчик сидел за столом, уставившись на рисунок, но он больше не распевал свою бесконечную песню, не качался из стороны в сторону, не брал в руку карандаш. Он сидел совершенно неподвижно.

Шагнув к нему, Ребекка опустилась на колени.

— Николас? — прошептала она.

Мальчик обернулся и посмотрел на свою мать. Его глаза, бывшие минуту назад абсолютно безжизненными, зажглись ярким огнем, к которому примешивалось смущение. Он уже не был оторван от окружающего мира и от себя самого. Да, Николас был бледным и слабым, и ему, несомненно, понадобится помощь, но он впервые за много дней видел то, что находилось перед ним. Он увидел, как мать протянула к нему руки, заключая в объятия, и ответил ей тем же.

Через плечо сына Ребекка подняла взгляд на Меер.

— У вас есть дети? — спросила она.

— Нет.

— В таком случае вы не поймете всей глубины моей благодарности.

Меер захотелось узнать, что останется в памяти у Николаса. Что он сможет рассказать о последних шести месяцах своей жизни, когда станет старше, достигнет ее возраста и кто-нибудь спросит его о том, что с ним тогда произошло. Вспомнит ли он ощущение этих вибраций, звучавших сегодня в его теле, в крови, в костях?

Ее отец был бы счастлив увидеть то, что она сейчас видела. Он объяснил бы случившееся, прибегнув к теории об упругости человеческого духа и человеческой души, связав все с теорией о бинауральных ритмах и взглядами Пифагора на связь перевоплощения с математикой, числами, звуками и круговым временем. С присущим ему бесконечным оптимизмом использовал бы это как доказательство всего того, в чем он так долго пытался убедить Меер: она должна понять связь своего собственного прошлого и будущего.

«Ты видишь, как все просто? Достаточно только… — слышала Меер голос отца, — открыть себя космосу, который тебя окружает. Увидеть его во всех его таинственных измерениях. Без предвзятостей. Без предпосылок. Милая, тебя ждет музыка, которую тебе предстоит сочинить. И тебе был нужен лишь ключ, чтобы открыться для нее. И этот ключ является чудом вселенной. Все те мелодии, которые ты никак не могла вспомнить. Теперь ты их найдешь».

Как и в первом романе серии, в данной книге смешиваются действительность и вымысел.

Погребальный обряд, музыкальные инструменты, культура, обычаи и растительность древней долины Инда детально изучены, и в их описании я старалась придерживаться известных фактов.

Практически все даты и описания исторических событий, таких, как Венский конгресс, соответствуют действительности, как и описания достопримечательностей этого прекрасного города, в котором я провела несколько месяцев. Под Веной действительно спрятан целый запутанный подземный мир, изобилующий тоннелями и археологическими сокровищами. И там действительно есть несколько подземных геотермальных озер, хотя, насколько известно, под главным концертным залом ничего такого нет. Склеп сердец, художественный салон «Доротеум», музеи, мемориальные квартиры Бетховена, Центральное кладбище и клиника Штейнхофа существуют на самом деле. К сожалению, то же самое относится и к чудовищным экспериментам, которые некогда проводили в клинике нацисты; полученными результатами пользовались долгие годы после войны.

Насколько мне известно, никакого Общества памяти нет, хотя в Австрии существовало множество тайных объединений, последователей масонов — некоторые из них, вероятно, продолжают свою деятельность до сих пор.

Фонд «Феникс» не существует. Однако описание его деятельности дано под впечатлением работ, проводимых в медицинском центре Университета штата Вирджинии доктором Яном Стивенсоном. Он на протяжении более тридцати лет наблюдал за детьми, страдающими воспоминаниями о прошлой жизни. В настоящее время работы Яна Стивенсона продолжают доктор Брюс Грейсон и доктор Джим Таккер. (Этих замечательных специалистов ни в коем случае нельзя винить за пороки и недостатки доктора Малахая Самюэльса.)

В исследовании проблемы бинауральных ритмов получены поразительные результаты, в частности, позволяющие предположить, что эти колебания могут открывать канал к воспоминаниям из прошлой жизни. Доказано, что священные мелодии, песнопения и повторяющиеся звуки способны воздействовать на головной мозг и влиять на восприятие окружающей действительности.

Широкое распространение науки и знаний Востока в Европе произошло в конце XVIII века благодаря австрийскому востоковеду Йозефу фон Гаммер-Пургшталю, а также англичанину сэру Уильяму Джонсу и французу Сильвестру де Саси. В тот начальный период эпохи Просвещения стало очень популярным изучение восточной философии, и в том числе проблемы перевоплощения. Людвиг ван Бетховен действительно был в числе тех, кто интересовался этими вопросами. В его записных книжках содержится несколько выдержек из «Бхагавад-Гиты», а также цитата из работы Уильяма Джонса «Гимн Нараяне»: «Мы знаем только то, что мы ничего не знаем».