Песнь теней - С. Джей-Джонс

Поначалу горожане были очарованы им и даже немного сочувствовали детскому поведению мастера. «Хороший отец, – соглашались они, – когда-нибудь он станет хорошим отцом». Но чем дольше колесных дел мастер задерживался в царстве фантазий, тем менее очаровательным казалось горожанам его поведение. Вырезанные им фигурки, поначалу такие изящные, теперь казались гротескными, и теперь в них видели не работу мужчины, тоскующего по детям, а фантазии человека с задержками развития.

Помешательство нарастало, как и кучи в углу. В лавочку колесных дел мастера уже было не войти: грязь покрывала пол, мертвые стволы и ветки проникали внутрь, минуя окна и двери. А мастер все продолжал вырезать, и коллекция его фигурок становилась все более диковинной. Наполовину мужчины, наполовину медведи, волки с человечьими глазами, гоблины в форме ольх.

Вскоре даже дети стали обходить его стороной. Им нравились истории мастера, а особенно им нравились его игрушки, но в присутствии самого мужчины им делалось неловко. Он играл с ними, но не был одним из них. Он был слишком стар, несмотря на его потерянный взгляд, глаза брошенного ребенка. Взгляд сироты. Один за другим дети перестали заходить в его лавочку, растащив в грязных манишках или карманах штанишек одну за другой все его фигурки. Мастер снова остался один.

Поэтому, когда он начал рассказывать истории о призрачном мальчике из леса, это никого не удивило. В конце концов, мастер был одинок. Великая Зима украла у него жену, его нерожденного ребенка и его родителей – одним махом.

«Еще один признак его помешательства, – говорили они, глядя на грязь, которая теперь вырывалась наружу из окон колесных дел мастера, из дверных проемов, с притолока. – Еще один симптом больного рассудка».

Мастер утверждал, что этот ребенок-призрак изумителен и чудесен. Мальчик, паренек с волчьей грацией и глазами разных оттенков. «Мы должны его найти, – говорил мастер. – Мы должны его спасти». Побужденные его страстными мольбами, жители прочесали лес вдоль и поперек в поисках хоть какого-то признака человеческого ребенка в дебрях, но ничего не нашли – ни слуху, ни духу.

Спустя несколько недель бесплодных поисков в лесу жителям это надоело.

«Пришло время, – сказали они, – разобраться с колесных дел мастером. Давайте предадим его Господу, там он найдет успокоение и исцеление».

Церковь приготовила постель, а добрые представительные горожане пришли к лавочке мастера, куда их нога не ступала уже много дней. Здесь была не только грязь, забившая окна и дверной проем, – здесь были виноградные лозы, корневища и мертвые ветви роз, которые ползли по стенкам как паучьи лапы.

Призрачные копыта стучали уже много дней подряд, но их никто не слышал.

Горожане позвали мастера по имени, но никто не ответил. Они стучали, они гремели, они умоляли – все напрасно. Ничего, кроме сдавленной, зловещей тишины.

Когда, наконец, им удалось выломать дверь, горожане обнаружили не лавочку, а могилу. Дом колесных дел мастера был до краев заполнен грязью и глиной, листьями и ветками, но страннее всего выглядели алые маки, как капли крови рассыпанные среди разрухи и ветхости. В окружении сломанных фигурок медведей, которые ходили, как люди, и волков с человечьими лицами, сидел маленький мальчик с волосами цвета снега и глазами двух разных оттенков.

Мальчик-волк.

Горожане поймали ребенка, который брыкался, дрался и сопротивлялся, как дикий звереныш, коим он и был, и принесли его в церковь, где было приготовлено ложе для колесных дел мастера. Но от него самого не осталось и следа. Ни слуху, ни духу, ничего, кроме последней гротескной фигурки: стройного юноши с лицом мастера и ухмылкой гоблина.

– Расскажите мне о вашем брате, – попросила графиня.

День выдался мягким для поздней зимы, и мы с графиней устроили пикник на воздухе. Уже четвертый день подряд Йозеф не присоединялся к остальным домочадцам во время еды. Любой. Завтрак, обед, чай, ужин – Йозеф пропускал все. И только крошки на его подносе за дверью каждое утро успокаивали меня, подтверждая, что он хотя бы что-то ел.

– Йозеф? – Я удивилась, что она спросила о нем, а затем с опозданием отругала себя за эгоистичность и самовлюбленность. Он был еще одним гостем – заключенным – супругов Прохазка.

Графиня кивнула, намазывая на булку сливочное масло.

– Я его почти не видела с тех пор, как мы приехали, хотя и слышала, как он играет на скрипке. Изысканно. У вашего брата необыкновенный талант.

Я вздрогнула. Наши пути не пересекались после ссоры в тот первый вечер, когда мы прибыли в Сновин-холл, но время от времени я замечала Йозефа на территории поместья со скрипкой, погруженного в свои мысли. С его музыкой я сталкивалась гораздо чаще, чем с его физической оболочкой: высокий, сладкий голос его инструмента часто пел в заброшенных холлах и коридорах поместья.

– Да, – ничего не выражающим тоном произнесла я. – Это так.

Хозяйка искоса посмотрела на меня.

– И как он? Я понимаю, что все это, – она указала на Сновин-холл, на поместье, на Подземный мир, – стало тяжелым опытом для вас обоих.

Порой я ненавидела ее зеленые глаза, которые смотрели то с осуждением, то с сочувствием. Я по-прежнему ей не доверяла, но бывали моменты, когда мне хотелось ей открыться. Бывали моменты, когда я чувствовала себя такой одинокой и мне так хотелось иметь подругу, наперсницу, что я была почти готова прогнать все свои подозрения и принять ее в свою жизнь. Я была так изолирована и лишена всего и всех, кого знала и любила, – мамы и Констанцы, Кете и Франсуа, и Йозефа, особенно Йозефа, – что я ничего не могла с собой поделать и ощущала соблазн принять ее поддержку, опереться на нее так же, как она опиралась на свою трость.

– Я… я не знаю, – сказала я. – Йозеф и я… мы поссорились.

Я ненавидела себя за то, что призналась ей, но чувствовала при этом и определенное облегчение.

– Из-за вашего прошлого в роли Королевы гоблинов? – мягко спросила графиня.

Я удивилась.

– Как вы?..

Она рассмеялась.

– О, дитя, – сказала она. – Всегда будут находиться те, кто завидует нашему дару. Прикосновению к нам Подземного мира. Я обожаю Отто, но не могу делать вид, что он женился на мне исключительно по любви.

Я принялась за еду. Ревность Йозефа к моей связи с Королем гоблинов была гнойной раной между нами, но это не было единственное ранение, разъедавшее наши отношения. Мой брат больше остальных имел право на Подземный мир и его магию. Он был создан из этой магии, хотя и не знал об этом. Хотя я не хотела, чтобы он об этом узнал. Я боялась того, что может сотворить это знание с ним. С нами.

– Как… как вы с этим справляетесь? – спросила я.

Графиня выдержала паузу.

– С чем?

– С одиночеством. – Я не осмеливалась на нее взглянуть.