Тагир. Ребенок от второй жены - Яна Невинная

Но на это у меня уже есть ответ.

— Уверена, что надежно спрятали его с отцом? — говорю о том, о чем знаем мы оба. О рычаге давления, которым Наиля восемь лет держала меня на поводке. О причине, по которой я заключил этот брак. О том, что было в руках Наили и ее отца.

Она меняется в лице, хватается ногтями за щеки, сильно растопырив пальцы, будто хочет расцарапать себе лицо или содрать кожу.

— Ты не мог его найти! Не мог! — трясет головой.

— Вы с отцом потеряли бдительность, почуяли мнимую власть, верно? — усмехаюсь, закидываю удочку. Иду ва-банк: — Правильно говорят: если хочешь что-то спрятать в надежном месте, спрячь это под самым носом.

Наиля теряет дар речи, только сипит, выведенная на чистую воду. А я чувствую, как тугая удавка на шее заметно слабеет. Первый вдох свободной жизни дается с трудом. Но это пока.

— И не советую дергаться. Как только придут результаты экспертизы рубашки Аслана из лаборатории, будь уверена, я уничтожу тебя и твою семью, если ты откроешь свою гнилую пасть, — наклоняюсь и цежу прямо в лицо. — Сама в тюрьму сядешь за подстрекательство к убийству.

Наиля застывает, на ее лице отчетливый страх, даже больше — первобытный ужас.

— Т-ты… Что ты сделал? — хрипит, отодвигаясь и обхватывая себя руками, даже плакать от испуга перестает, словно от результатов зависит ее жизнь.

Чувство западни, что все эти годы довлело надо мной, стало отпускать, впервые за восемь лет. То, чего я добивался, решилось так просто, стоило лишь сделать то, о чем я всё это время мечтал. Пусть болтает, но после собранных доказательств о ее регулярных издевательствах над прислугой, которая даст показания, стоит лишь надавить. Не зря дал приказ охране установить камеры видеонаблюдения дома сразу же после происшествия на ипподроме.

Много чего узнал и о махинациях ее отца, которые он уже провернул с некоторыми родственниками, что собирался сделать и с оливковыми рощами, которые я желал оставить в наследство сыну, нашему с Ясминой ребенку. И о самом важном тоже узнал. Реакция Наили была красноречивой, значит, я был прав, считая, что Ахмет припрятал на чердаке то, чем они шантажировали меня эти годы. Что ж, гиены сами вскроют свои гнилые тайны.

— Талак! — ставлю точку в нашем разговоре и разворачиваюсь к выходу.

Слышу ее крики и проклятия, перемежающиеся плачем и задыхающимися всхлипами.

Выхожу из больницы и вижу пропущенный звонок с офиса. Заниматься бизнесом нет никаких сил, сейчас все мысли только о Ясмине, но есть вопросы, которые требуют моего решения. Стоило ли вообще покупать компанию Ясмины, раз она отвлекает меня от самого главного в моей жизни.

Заеду на работу, а вечером, как только будут готовы результаты экспертизы, заберу их и поеду домой. Ахмету в моем доме делать больше нечего. Впрочем, теперь это не мой дом больше. Сразу же заберу Ясмину в новый, а этот… Как и желал, сожгу.

Ясмина

Слышу, как в коридоре топает злой Ахмет. Узнаю его по грубому голосу. Бормочет как безумный. Семейное у них это, в самом деле. Поступь шагов тяжелая, что-то роняет, останавливается, гремит лестницей, приставленной к входу на чердак. Я стою у двери и боюсь выглянуть наружу. Хочу уже выйти, чтобы попросить охрану угомонить отца Наили, но не успеваю. Раздается стук в дверь.

— Кто? — чувствую страх и опасность, которыми пропитан, казалось, весь дом.

— Это охрана, Арман, госпожа Ясмина. Господин Тагир заказал доставку еды на дом для вас, сказал, что курьера вы встретите лично. Он отказывается отдавать еду Фаине, — глухой мужской голос по ту сторону, полный надежды.

Я отмираю, а затем дергаю дверь, открывая ее. Поджимаю губы, сперва недовольная таким самоуправством Юсупова, но потом внутри разливается тепло. Надо же, не забыл, позаботился о моем пропитании, причем выполнил мое желание, а не заставил брать готовую пищу из кухни. Есть хочется сильно, а приготовленное в этом доме в рот брать опасаюсь. Спускаюсь вниз и действительно вижу доставщика, который хмуро смотрит на дом и стоит на своем месте не двигаясь.

Мешкаю, но затем понимаю, что уж кому-кому, а Тагиру травить меня не с руки, это ведь он настолько сильно хочет ребенка. Сына.

— Вы совсем не доверяете старой Фаине, госпожа? — причитает во время моей трапезы служанка, но я не обращаю на нее внимания.

— Я доверяю себе, — всё же отвечаю, и это единственная фраза, которую произношу в ее адрес. Она больше не лезет, видимо чувствуя мое неприятие и не желая накалять и без того сложную обстановку.

На душе тяжким грузом висит неясная тревога. Ожидание изводит. Я знаю, куда уехал Тагир, и не могу дождаться его возвращения. Кажусь себе хрустальным сосудом, который бросили об пол, и он медленно трещит, грозясь рассыпаться в мелкое крошево.

Рядом постоянно кто-то крутится. Фаина, охранники. Не оставляют меня одну ни на секунду. Выполняют Тагиров приказ, берегут меня как зеницу ока. И мне должно быть приятно, но дискомфорт сильнее. Да и, в конце концов, кто виноват, что мне необходима охрана? Но Наили нет в доме, что же мне угрожает теперь? Или охрана, напротив, следит, чтобы я не сбежала?

Большую часть дня провожу в выделенной мне комнате. Сбор вещей много времени не занимает, брать с собой мне нечего. Личные вещи, привезенные с собой в этот дом, включая фото Аслана, на этом всё.

А когда слышу грохот и отборный мужской мат, выхожу в коридор.

— Что там такое? — спрашиваю у них, уже всерьез обеспокоенная.

Один кивает другому, мол, сходи проверь, и охранник уходит.

— Не переживайте, госпожа Ясмина, мы разберемся, — успокаивает меня молодой охранник, даже осмеливается улыбнуться.

Хочу спросить, когда приедет Тагир, но давлю в себе это желание.

Проходит несколько минут, но охранник не возвращается, тишина становится зловещей, а я не могу зайти в комнату, пока не пойму, что в доме всё в порядке.

— Сходи, пожалуйста, посмотри, что там происходит.

— Не велено, госпожа Ясмина, я получил прямой приказ не отходить от вас ни на шаг.

— Но что со мной случится? — усмехаюсь, оглядывая пустую комнату. — Здесь точно безопасно.

— Ладно. Пойду узнаю, что там. Господин Ахмет разбушевался сегодня.

Выдохнув, провожаю его взглядом, отходя не в комнату, а в дальнюю часть коридора — закуток, куда никто и никогда не заходит. Но здесь есть окно. А я даже себе не хочу признаваться, что очень жду приезда Тагира. Стою и вглядываюсь в заветный поворот, из-за которого должна вывернуть машина Юсупова.

Думаю об обете, который нарушила, и оправдываю себя тем, могу теперь бороться за правду. Неужели сегодня честное имя моего брата будет восстановлено? Тогда родители примут меня обратно? Если приду к ним с благой вестью?