Под чужим знаменем - Игорь Болгарин

Чернота ночи поблекла – взошла луна, белая, летняя, сочная, и в ее свете улицы стали шире, просторней…

– Луна – большевистское электричество, – недовольно буркнул спутник Мирона.

На Никольской, напротив дома Сперанских, они замедлили шаг. Мирон перешел через улицу, остановился у калитки. Позвонил: два частых, три с паузами звонка.

Калитку отворил Викентий Павлович, недоверчиво оглядел с ног до головы Мирона, посмотрел, нет ли кого еще неподалеку.

– Чем могу быть полезен? – спросил он, вглядываясь в Мирона: лунный свет вырывал из темноты рябое, порченое лицо.

– Вам привет, товарищ Сперанский, – сказал Мирон, и по лицу его медленно расползлась тусклая улыбка.

– Простите, от кого? – удивленно спросил Викентий Павлович, невольно отступая перед нагловатой улыбкой незнакомца.

– От Николая Григорьевича! – внушительно произнес Мирон.

Сперанский гостеприимно посторонился:

– Входите.

– Я не один. – Мирон поднял руку.

Человек, которого он сопровождал, торопливо пересек улицу, юркнул в калитку. На ходу протянул Викентию Павловичу руку:

– Здравствуйте, господин Сперанский. Я – подполковник Лебедев.

– Проходите, все уже в сборе! – обрадованно произнес Викентий Павлович.

Возле крыльца Лебедев властно бросил Мирону:

– Никуда не отлучаться! Караулить дом! Ждать!

Мирон молча кивнул и, усевшись на крыльце, стал задумчиво скручивать цигарку.

Подполковник Лебедев стремительно прошел в гостиную, где его уже ждали человек пятнадцать. На отшибе от других сидел полный смуглый человек с надменным и чуть брезгливым выражением лица. Его Сперанский представил Лебедеву в первую очередь. Это был бразильский консул граф Пирро. «Типичный авантюрист», – подумал подполковник. Маленький, щуплый, с красными воинственными глазами оказался заведующим оружейным складом Киевских инженерных курсов Палешко. Были здесь Бинский, Прохоров и еще несколько человек, одетых в простенькие сюртуки, пиджаки, неуклюжие свитки. У многих чувствовалась военная выправка. Лица их были сосредоточенны, отрешенны, на некоторых посвечивал румянец. Лебедев поздоровался с каждым в отдельности. Пожимая руки, внимательно выслушивал, кто где и кем работает. Обойдя всех присутствующих, Лебедев занял предназначенное ему за столом место.

– Господа! Времени у нас мало, поэтому будем тратить его экономно. Две недели назад я вернулся из Москвы и хочу вкратце изложить некоторые столичные новости. В Москве произошло объединение почти всех антибольшевистских организаций. Создан Тактический центр, в который вошли Союз возрождения России, Национальный центр и Совет общественных деятелей. – Здесь Лебедев сделал небольшую паузу, дабы присутствующие оценили в полной мере значение сказанного им, и продолжил: – Итак, образовался единый фронт, включающий в себя разные политические группировки, начиная с монархистов и кончая меньшевиками-оборонцами и правыми эсерами. Военная комиссия Тактического центра и штаб Московского района разработали план вооруженного выступления и захвата Кремля. В день восстания предполагается овладеть Ходынской радиостанцией и оповестить весь мир о падении Советов. Вот, господа, масштабы, которыми надо жить!

– У нас, собственно говоря, в какой-то мере такое объединение уже произошло, – не скрывая гордости, сказал Сперанский.

– Вот я и попрошу обстоятельно информировать меня, какими силами и возможностями располагает ваш Центр! – в упор наведя свой взгляд на Сперанского, оборвал его Лебедев.

– А вы не предлагаете нам объединиться с петлюровцами? – вдруг спросил Бинский, желая, чтобы и его заметил и отличил представитель ставки.

Все с интересом смотрели на «гостя» в почтительном ожидании, что он ответит.

В гостиную вошла Ксения Аристарховна, она принесла поднос с чашками горячего чая.

– Я ничего не предлагаю, – продолжил Лебедев, когда она вышла, не обернувшись к Бинскому и не повысив голоса. – Знаю одно: время мелких действий прошло. Поджоги складов, диверсия на железной дороге, саботаж – это, скажем, хорошо, господа! Но не это главное!..

– В таком случае, может быть, вы скажете, что же главное? – спросил верткий Палешко и торжественно огляделся по сторонам: вот, мол, какие вопросы нужно задавать. – Может, вам там со стороны виднее?

– Скажу! – торжественным взглядом оглядел всех подполковник Лебедев. – Надо готовить вооруженное выступление по примеру Московского центра. Надо как можно шире вербовать людей, а может быть, и объединиться с людьми, у которых общие с нами интересы.

– Значит, все-таки с петлюровцами? – вновь подал голос Бинский. – Но в борьбе с большевиками у петлюровцев иные задачи, они дерутся за самостийную Украину, а у нас другие цели.

На этот раз подполковник, бросив на Бинского короткий взгляд, досадливо поморщился: он не любил людей, торопливых на выводы.

– Важен, господа, конечный результат – свергнуть большевиков. И не будем сейчас заботиться об остальном. Придет время – разберемся, кто что заслужил… Николай Григорьевич недавно встречался с руководителями петлюровского заговора Стодолей и Корисом. Сожалею, что этого не сделали вы прежде. У них есть силы, есть оружие. Их бы перевербовать, привлечь на нашу сторону.

– Деньги нужны, – хитровато прищурился Прохоров. – Вербовка – дело тонкое.

– Деньги будут! – пообещал Лебедев.

– Я к тому, что деньги – это запал. Известно, он и сам мал и сила его ничтожна. Но он инициирует взрыв, – философски подытожил перепалку с Лебедевым Прохоров.

* * *

Вечером старенький «бенц» остановился на Жилянской улице, откуда было рукой подать до Большой Васильковской. Человек десять чекистов прошли на Большую Васильковскую, окружили дом, в котором проживал ювелир Федотов. Красильников и еще трое поднялись на третий этаж, постучали. Им открыл грузный Лев Борисович Федотов, оглядел всех сонными, недоумевающими глазами, проводил в богато обставленную старинной мебелью комнату, предложил сесть. Сам тоже опустился в мягкое кресло, переплел на животе пальцы рук. Своей обстоятельной неторопливостью, всем своим видом и фигурой он выражал полное, даже добродушное спокойствие.

У Красильникова на мгновение даже мелькнула мысль, что они напрасно поверили Либерзону и потревожили такого домашнего человека. За свою недолгую службу в ЧК он видел много разных людей в подобных обстоятельствах. Виноватые, едва им показывали мандат ЧК, хоть чем-нибудь да выдавали себя: суетливостью ли, заискивающей улыбочкой или льстивыми интонациями в голосе. Лев Борисович же был предельно спокоен и в то же время не скрывал неприязни к столь поздним гостям.

– Напрасно сами тревожитесь и людей тревожите по ночам, – исподлобья глядя на Красильникова, сухо сказал он. – Как приказ Советов… ваш то есть приказ, вышел, я все сдал. У вас там, в Чека, должно быть все записано, проверили бы. Золотишко кое-какое было, бриллианты… – не спеша, жалуясь на судьбу, объяснялся с чекистами Федотов.