Исцеление любовью - Кэтрин Стоун

— И да и нет. Доктор Прентис никогда не прерывает сеанса, пока пациент совсем не успокоится и не почувствует себя лучше.

— Понятно, тогда разрешите мне оставить ей записку.

— Конечно!

Кэтлин села за стоявший рядом столик, вырвала чистый листок из своего блокнота и принялась писать:

«Аманда! Не знаю, слышала ли ты об зтом, но для Патрика удалось найти донора. Все анализы дали великолепные результаты. И кровь, и костный мозг полностью соответствуют необходимым требованиям. Сейчас ему в главном корпусе делают переливание.

Сама понимаешь, я досрочно вернулась из круиза. В ближайшие часы буду дома. Если ты свободна, то загляни. Поговорим!»

Итак, Аманда теперь узнает, что у Патрика есть донор. Кэтлин надеялась, что та не станет выпытывать у нее подробности. Тогда не придется лгать. Что очень важно: ведь за всю свою многолетнюю дружбу они ни разу и ни в чем не обманули друг друга.

Уэствуд

Суббота, 27 апреля 1999 года

Над входной дверью мелодично и мягко зазвенел колокольчик. Аманда! Наконец-то она пришла!

Кэтлин бросилась открывать.

Но на пороге стояла не Аманда. В гости к Кэтлин пришел… Джесс Фалконер! Пришел к ней. В ее дом…

Он стоял в дверях, промокший от дождя, крупные капли стекали с пышных черных волос, струились по шее под воротничок рубашки.

Точно такой предстала ему Кэтлин в первые секунды появления в Мауи. Казалось, теперь они поменялись местами.

Кэтлин знаком предложила ему войти. Джесс перешагнул порог и остановился.

— Спасибо!

— Прошу вас, проходите! Разрешите, я дам вам полотенце. Вытрите голову — она у вас совсем мокрая.

Невольно Кэтлин вспомнила, что в Мауи все происходило точно так же. Тогда он предоставил приют ей. Теперь — она ему. Но здесь была только одна спальня и одна кровать…

— Извините, но мы не в Мауи, — сказала Кэтлин.

— Тем не менее я решил здесь задержаться.

Джесс отлично понимал, насколько опасно оставаться одному в его положении. Хотя всегда презирал опасности и не бегал от них.

— Как вы себя чувствуете? — с беспокойством спросила Кэтлин.

— Скажу так: в какой-то степени ощущаю похудание своего тазобедренного сустава на небольшой ломтик костного мозга. И что мне немного недостает крови.

— Так! Вы отдыхали днем?

— Да. Я последовал вашему совету.

— И начали с того, что отправились гулять под проливным дождем? Очень мило! Это вместо того, чтобы лежать в теплой постели!

— Вы все время твердите мне об этом, доктор! Предлагаете лечь в постель. Может быть, именно поэтому я и потерял покой.

Потерял покой из-за меня? Желал быть со мной?

Джессу показалось, что он прочел эти вопросы в ее глазах, похожих на мерцающее при луне море.

— У меня кое-что есть для вас, Кэтлин. Я хотел отправить это к вам в офис в понедельник, но потом решил привезти и вручить лично.

Это «кое-что» лежало в рекламной сумке, на которой было написано большими буквами: «Ювелиры Кастилии» и «Беверли-Хиллз». Первое название относилось к небольшому киоску на борту теплохода «Королева Елизавета», где Майкл купил для Мэгги очаровательную нитку жемчуга. А в «Беверли-Хиллз» она продала свое жемчужное ожерелье, полученное в подарок.

— Вы, верно, уже знаете, что эта нитка — искусственная, — тихо сказала Кэтлин. — Но для меня она особенно дорога. Как хорошо, что вы ее не продали! Спасибо!

— Я обо всем догадался, а потому и не продал.

Джесс протянул руку и отвел в сторону густой локон, сбившийся на лицо Кэтлин, и долго смотрел ей в глаза. Ему хотелось поцеловать ее и сжать в объятиях до боли. Но вместо этого Джесс быстро отдернул руку. Снова взглянув в глаза Кэтлин, он прочел в них разочарование и… неуверенность. Как будто она еще не поняла, что Джесс хотел ее. Он же снова нежно провел ладонью по ее волосам.

— Я очень хотел бы побыть с вами в постели, Кэтлин, и как можно дольше. Если вы согласны, то это может произойти сегодня ночью.

— Но у вас еще не зажила рана…

— Не выдумывайте, Кэтлин! Не ищите предлогов. Просто скажите мне — нет! Или промолчите, не говоря — да! Все зависит только от вашего желания. Выбирайте.

Это должен быть ваш выбор, Кэтлин. Я не могу сделать его сам.

Но мы ведь совсем не знаем друг друга, Джесс!

Подобный предлог Джесс сразу бы отверг. К тому же он был бы фальшив и лжив. А Кэтлин лгать не умела.

Ведь она и Джесс знали друг друга. Во всяком случае, она его знала. Этого льва. Пастуха. Тень. Холодный камень…

А знал ли ее Джесс? Знал. Но не ее, а о ней. Знал, что она дома ходит во фланелевом халате. Что переживает, как и он, за Патрика. Что посвятила себя спасению больных сердец. В том числе — и его собственного…

Но Джесс не мог понять главного: Кэтлин Тейлор была такой же смекалистой, как героини его романов, и добра сердцем, как ее мать Мэгги…

— Подумайте, Кэтлин, — тихо сказал Джесс. — И не надо сомневаться. Ладно?

— Ладно. Я подумаю.

Он ласково улыбнулся:

— Тогда — спокойной ночи!

— Спокойной ночи!

Джесс повернулся и, перешагнув порог, исчез за стеной дождя. Кэтлин не задержала его.

Тогда, в Мауи, Джесс не дал ей вернуться в бушевавшую бурю, потому что его лев гулял на свободе. Теперь же, в Лос-Анджелесе, она позволила льву уйти. Потому что Джесс говорил правду: Кэтлин надо было обрести уверенность, здраво оценить свои чувства и подумать о тех последствиях, которые мог бы иметь столь рискованный шаг для ее собственного трепещущего сердца.

Уэствудская больница

Седьмой западный корпус

Суббота, 27 апреля 1999 года

У нее болел каждый мускул, как будто не пациент, а она сама была крепко связана по рукам и ногам.

Болело не только тело, но и душа. Аманда ненавидела эти путы, хотя все было сделано для пользы пациента. Ибо пока тело оставалось во власти разбушевавшихся от наркотиков нервов, ему нельзя было предоставлять свободу.

Были в жизни Аманды трагические минуты, когда она сама лежала, крепко связанная по рукам и ногам. И ей тогда было далеко не сладко. Этот момент резко изменил всю дальнейшую жизнь будущего доктора Прентис — Аманда стала психиатром. И не в последнюю очередь именно потому, что сама испытала боль и горькое чувство бессилия неспособного вырваться на свободу человека.

Аманда смотрела на лежавшего перед ней пациента и вместе с ним переживала боль, обиду и беспомощное унижение. Нет, она была против подобного метода лечения! Поэтому так старательно изучала психологию, разбиралась чуть ли не во всех существующих лекарствах. Но сейчас волей-неволей пришлось прибегнуть к этой крайней мере. Другого выхода не было…