Час джентльменов - Дон Уинслоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Признание Кори — фундамент, на котором построено обвинение Мэри Лу. Как только он треснет, рухнет все здание.
— И как нам разрушить этот фундамент? — спросил Алан. — Насколько хорош будет Кодани как свидетель?
— Очень хорош, — признал Бун.
— Ну вот, — махнул рукой Билл.
— Ты можешь сделать так, чтобы он выглядел похуже, — заметила Петра.
— Не тешь мое самолюбие, мне это не нравится.
— Извини, — сказала Петра. — Но мы ведь можем усомниться в адекватности обвинений против Кори, если переведем стрелки на Бодина.
— Здесь все зависит от судьи — насколько он даст нам разгуляться.
— Можно его убедить, — настаивала Петра.
— Опять-таки…
— Вы меня извините, но если и Томпсон, и Поптанич откажутся от своих показаний…
Билл перегнулся через стол и взглянул Буну в глаза:
— Вы можете честно сказать, что на сто процентов уверены, что это не мой сын убил того человека?
— Нет.
— Тогда это безумие, — покачал головой Билл. — Мы выбили себе хорошие условия, надо их и принимать. Я объясню это Кори, и вы, Алан, сделайте то же самое. Не забывайте, кто оплачивает ваши счета.
— Я знаю, кто оплачивает мои счета, — ответил Алан. — Но я предложу Кори оба варианта, и пусть решает сам. И если после этого вы, Билл, перестанете «платить по моим счетам» — идите к черту. Тогда я займусь этим делом pro bono.[56]
Когда Шекспир писал, что надо убить всех адвокатов, он не знал таких, как Алан Бёрк, подумал Бун.
— Бун, — сказал Алан после того, как Билл ушел, хлопнув дверью, — ты меня доконаешь. То ты мечтаешь, чтобы парня повесили, то переводишь дело из непреднамеренного убийства в преступление на почве ненависти, то вообще утверждаешь, что он невиновен.
— Такого я не говорил, — возразил Бун. — Я сказал, что это не он нанес тот удар. Но раз уж он был членом банды, которая напала на Келли, он должен понести наказание. Только вот смертного приговора он не заслужил.
— А кто говорил о смертном приговоре? — удивился Алан.
— Рыжий Эдди.
— Ого.
Бун рассказал Алану и Петре о том, как Эдди угрожал Кори.
— Я предоставлю молодому мистеру Блезингейму право выбора, адекватно и полноценно осветив оба варианта. И если он решится на суд, удачи вам обоим! Но ты, Петра, поможешь как ему, так и себе, если найдешь для нас самого лучшего эксперта по биомеханике. А ты, Бун, продолжай рыть как бешеный. Может, нароешь нацистскую атрибутику или ку-клукс-клановские балахоны в шкафу мистера Бодина, например.
— Откладывать не буду, — кивнула Петра.
— Все понял, — откликнулся Бун.
— Спасибо, — поблагодарил их Алан и вышел из комнаты.
— Он так спешил, — задумчиво сказала Петра.
— Разозлился.
— Я не про Алана, — уточнила Петра, — про Блезингейма. Он ужасно спешил, стараясь как можно быстрее упрятать сына в тюрьму на десять лет.
— Не захотел испытывать судьбу с жюри присяжных, — предположил Бун. — В принципе его можно понять.
Сам Бун одновременно понимал и не понимал такого поведения. Если бы я был на его месте, думал он, и кто-нибудь мне сказал, что, возможно, мой сын не убийца, я бы уцепился за эту версию. Блезингейм же отбивался от нее ногами и руками.
Кстати, о признаниях…
— Слушай, — начал Бун, — по поводу вчерашнего разговора…
— Я вела себя абсолютно некорректно, — откликнулась Петра. — Я предположила, что между нами возникла какая-то близость, которой и в помине не было, и…
— Я вел себя как малолетний обидчивый идиот.
— Это верно.
— Ты вечером занята? — спросил Бун.
— Вечером?
— Ну, это такое время после заката, — пояснил Бун. — Обычно сменяет день. Который, кстати, уже почти закончился.
— Увы, я же со своими гурманами договорилась пойти поужинать, — ответила Петра. — Я бы позвала тебя с нами, но ты же вроде не любишь…
— Конечно-конечно, без проблем. Я…
— Но я освобожусь… дай-ка подумать. Где-то в десять с хвостиком.
— В десять с хвостиком.
— В начале одиннадцатого.
— Да нет, я тебя понял, — сказал Бун. — Просто… Десять. С хвостиком. Так я тебе позвоню?
— Можешь просто приехать.
— К тебе?
— Ну да, — кивнула Петра. — Не в ресторан же.
— Ага.
Значит, к ней домой, подумал Бун.
Расставить все точки над «i»?
— Или так, или никак, — отрывисто бросил Крус Иглесиас.
Глава картеля пребывал в дурном настроении. Сидя в убогом домишке в Пойнт-Ломе, он скрывался от наемников Ортеги и американской полиции. Он маялся от скуки и бесился, что дела идут не совсем так, как он ожидал.
— Возможно, мне понадобится еще немного времени…
— Нет, больше никаких отсрочек.
— Я правда думаю…
— Мне наплевать, что ты там думаешь, — оборвал собеседника Иглесиас. — По-твоему мы уже пробовали. Теперь будем делать по-моему.
Иглесиас швырнул трубку. С него хватит. Надоело выслушивать бесконечные извинения и просьбы. Он уже дал этим гуэрос шанс все исправить, да не один. Он был добр, даже более чем. Пытался вести себя как джентльмен и от них ожидал того же. Но не вышло.
В конце концов все, как всегда, упирается в деньги. Джентльмены, не джентльмены, но эти шуты янки позарились на его деньги, а такого Крус никому не позволяет.
Он позвал из кухни Сантьяго. Его помощник готовил свои заслуженно знаменитые фрикадельки, и по дому разносились умопомрачительные ароматы. Но у Иглесиаса были дела и поважнее домашней кухни.
— Ты в этом фартуке выглядишь как полный имбецил, — заметил он, когда из кухни показался Сантьяго.
— Но у меня же совсем новая рубашка, — запротестовал Сантьяго. — Стоит три сотни баксов, из хорошего магазина. Я не хотел, чтобы она…
— Помнишь то дело, о котором мы с тобой говорили? — прервал его Иглесиас. — Так вот, пора его заканчивать.
— Вызвать «Безумцев»?
— Нет, — покачал головой Иглесиас. Ему не нужны были мерзопакостные демонстрации силы. Он просто хотел покончить с проблемой, да побыстрее. — Пусть этим займется тот человек…
— Джонс?