Сомнамбула - Антон Чиж

Выслушивать лекцию про уральские кладовые и мастеров, которые режут малахит, Ванзарову не хотелось.

– Прошу простить, Петр Федорович, очень мало времени, – ответил он. – Было бы интересно взглянуть на спиритическое зеркало.

Заложив руку за спину, Зосимов поигрывал брелоком, который висел на золотой цепочке: золотая змейка свернулась вокруг черепа из горного хрусталя.

– Ах, вы, столичные… Все спешите, торопитесь, не замечаете, как пролетает жизнь…

Хозяин каменных кладовых не спешил показывать свои сокровища. Ванзаров понял, чего от него ждут.

– Да, нужен пароль: «Ищущий найдет награду свою». Все верно?

Смех Зосимова был странный: обожженное лицо оставалось неподвижным, а из горла вылетал клокочущий звук.

– И вам столичные мадемуазели наболтали… Вам пароль не нужен, у вас мое личное приглашение… Эта глупость для них: чтобы оставили меня в покое. А то повадились, как в модный салон. Ничего не понимают и только требуют: скажи да скажи…

– Даете ответы?

Он тяжко вздохнул.

– Ничего я не даю… Есть силы непознанные, вольные, непонятные… Что пожелают, то и говорят… А мы лишь проводники их. Позвольте, Родион Георгиевич, один вопрос: вы лично как к спиритизму относитесь? По долгу службы или по сердцу?

– Современная наука слишком слаба, чтобы знать все ответы, – сказал Ванзаров, втайне радуясь, что его не слышит Лебедев. Аполлон Григорьевич немедленно доказал бы всесилие науки если не словом, то кулаком.

– Умно говорите, сильный характер, закаленная воля. Хоть не люблю полицию, но вы мне глянулись, – сказал Зосимов, рассматривая чиновника сыска сквозь зеленые очки. Из-за разницы в росте он смотрел чуть сверху, что Ванзарова не смущало.

– За что полицию не любите? – не постеснялся спросить он.

– Вы разве любите? – последовал вопрос на вопрос.

– Мне любить не полагается, я служу в полиции, – сказал Ванзаров.

– А вот мне, как и всему простому народу, любить полицию не за что… Слишком много негодяев и воров погоны носят. Пустое это, пойдемте, покажу чудо, какого не видали. – Зосимов указал на шелковый занавес, который чуть шевелился от гулявших сквозняков.

Черный полог приоткрылся. Ванзаров увидел черноту, с которой боролись две свечи на ломберном столике. Блики огоньков отражались от чего-то невидимо-черного.

– Проходите, не бойтесь, – раздалось за спиной.

Ванзаров не умел бояться. Он шагнул в темноту и наткнулся на спинку венского стула.

– Присаживайтесь, – сказал Зосимов откуда-то рядом. В темноте его голос занимал все пространство.

– Это и есть спиритическое зеркало? – спросил Ванзаров, садясь и разглядывая объект за свечами. Он казался сгустком ночи, как будто тьма стала твердой.

– Может, и зеркало, а может, врата в иной мир, а может, что-то, что человеческому уму знать не полагается, – послышался голос.

– Работа вашего общества? Можно заказать по каталогу?

Раздался гортанный смешок.

– Шутить изволите, Родион Георгиевич. Да только не к месту. Зеркало это старинное, досталось мне по случаю. Говорят, лет двести назад был у нас на Урале мастер, который продал душу за то, чтобы сделать совершенный предмет из камня. Ну и сделал, да только потом сгинул… Зеркало это само выбирает себе хозяина. Сейчас меня выбрало. А что дальше будет – никому не ведомо. Желаете заглянуть?

Ванзаров всматривался в темноту, что сверкала за свечными огоньками. Камень казался гладким и полированным, как крышка рояля.

– Что я должен увидеть? – спросил он.

– Это мне неведомо. Зеркало само решает… Может рассказать о вас все. Или желаете узнать, что вам суждено, или какой иной вопрос. Выбирайте…

Соблазн найти ответ, открыв учебник с конца, был силен. Логика посмеивалась, но Ванзаров решил попробовать.

– Хочу найти ответ на вопрос, которым сейчас занимаюсь.

– Коснитесь левой рукой зеркала.

Ладонь ощутила холод камня, его гладкость. Как будто лед, только черный.

– Что дальше?

– Сосредоточьтесь на вопросе и смотрите в зеркало, – раздался голос. – Вы увидите ответ.

– Как увижу?

– Смотрите в зеркало… Смотрите… Смотрите… Оно вам покажет…

Дрожали язычки пламени, рука ощущала холод, мелькали блики в черной глубине. Ванзаров старательно напрягал зрение, чтобы увидеть хоть что-нибудь, расширял веки до предела и суживал в щелочки. Все было напрасно. Он не увидел ничего. Никаких образов, видений или ответов зеркало не дало. Если Лебедев узнает, как чиновник сыска поддался на уральское шарлатанство, будет издеваться до конца дней.

Он отнял от камня замерзшую руку.

– Получили ответы? – спросил невидимый Зосимов.

Встав, Ванзаров потер остывшую ладонь. Очертания зеркала смутно виднелись. По форме – эллипс размером с полруки. Бесполезный, как булыжник.

– Благодарю вас, Петр Федорович, узнал все, что требовалось…

Выйдя на свет, Ванзаров зажмурился. Рядом уже стоял Зосимов. Передвигался он бесшумно. Или все время стоял снаружи.

– Дамы после зеркала слезами обливаются или вне себя от радости.

– Я не дама, а чиновник сыска, – ответил Ванзаров. – Мне эмоции не полагаются.

– Что ж, вам видней, – сказал Зосимов, пряча брелок в кармашек жилетки. – Одна мадам как засмотрелась в зеркало, так и назвала вашу фамилию. Вспомнил, откуда она мне знакома…

– Что за дама?

Зосимов пожал плечами.

– Красивая, молодая, богатая. Только холодная больно, как статуя. Ваша знакомая?

– Не имею чести знать, – сухо ответил Ванзаров. – А господин Квицинский заглядывал в зеркало?

– Это который из медиумического кружка? Молодой и шустрый? – Зосимов основательно покивал. – Прибежал чуть не в первый день. Потом еще приходил, очень был доволен зеркалом… Он меня в медиумический кружок позвал. Наверно, как уральскую диковинку для столичных друзей. Забавный малый, все про зеркало выспрашивал. Усидчиво ответы искал. Не то что вы…

– В чем я ошибся, Петр Федорович?

Зосимов сцепил пальцы со следами заживших ожогов.

– Не обманывайте, Родион Георгиевич. Да вы не меня, а себя обманываете. Ничего вы не увидели. Ничего вам зеркало не открыло. Потому что не верите в спиритизм, не верите ни во что, кроме себя…

– Вовсе нет, доволен результатом.

Хозяин зеркала только рукой махнул.

– Эх, да о чем тут говорить… Ничего вы не увидели, милейший. Ничего. Так и должно быть. Значит, нет у вас силы, чтобы в себя заглянуть. Тяжело это и страшно, в себя глядеть. Как в бездонную пропасть.