Ущелье - Маргарита Епатко

– Пьян, что ли? – подхватил его мужик и встряхнул за плечи. – Ты как здесь очутился? Вроде с нами разговаривал у кафе. А собрались за туристами ехать, тебя и след простыл.

– Ветром принесло, – глупо улыбаясь, ответил парень.

– Ветром, – хихикнул, подходя лысый. Он почесал татуировку на руке и добавил, – айда в машину. Надо догнать их пока не стемнело. Джип они разбили, а пехом до поселка через пустошь полчаса ходу.

– Ненавижу! – раздался визг Лидии, заводящей уазик.

Машина рванула на мост. Растерявшиеся мужчины смотрели на то, как разогнавшийся уазик подопнул балансирующий на краю моста джип. Тот рухнул вниз, увлекая за собой часть покореженных перил.

– Ненавижу! – продолжала орать тетка, выскакивая из машины. Она ухватила под мышки труп Мурата и как пушинку скинула его с моста.

– Ну и силища у бабы, – выдохнул лысый, – а выглядит как дохлая мышь.

– Как у любого психа, – выругался мужик в комбинезоне. – Ты что ключи в машине оставил? Теперь нам тоже пехом чесать, – он ткнул пальцем в уазик из под капота которого валил пар.

Мурат лежал на мосту. Последние мгновенья. Никто не скажет, что он впустую прожил жизнь. Вроде бы теперь перед ним должна за миг пронестись вся его жизнь. Но в голову пришел только тот разговор с отцом в больнице пять лет назад. Что он подумал? Что больной человек, накачанный лекарствами, бредит. Иначе, зачем повторяет ему сказку, которую рассказывал когда-то на ночь любимому сыну.

Нет, Мурат никогда бы не посмел перебить отца. Он вежливо выслушал легенду и пообещал, ПООБЕЩАЛ защищать проходящих здесь путников, чтобы избавить семью от проклятья.

А потом отец снял с руки дорогой фамильный браслет со странными часами всегда закрытыми крышкой серебряного корпуса.

– Смотри, – щелкнул потайной механизм.

Мурат впервые понял, почему браслет так вызывающе велик. Под крышкой были не часы. Там лежал камень зеленого цвета размером с грецкий орех.

– Наш хранитель, – на изможденном лице отца появилась слабая улыбка. – Никогда не снимай, иначе весь род в волков превратишь, – прошептал он.

– Ну, разумеется, – вздохнул Мурат, нынешний учитель ОБЖ, бывший сотрудник МЧС, заработавший инвалидность во время спасения горе-туристов в горах.

– Держи, – браслет скользнул на белоснежный больничный пододеяльник.

Раздался такой грохот, будто где-то рядом прогремел взрыв. Мурат почему-то очутился на полу. Он поднялся, открывая глаза. На постели, где только что лежал отец, обложенный подушками, с капельницей в лапе сидел клыкастый монстр.

– Браслет, – прорычал оборотень в кровати.

Словно в забытье Мурат потянулся к украшению. Изумруд блеснул, подмигивая новому хозяину. Учитель ОБЖ и бывший МЧС-вец вдруг понял, что собирается взять его зубами. Потому что у него нет рук. Есть только лапы.

– Бери, – снова зарычал отец, выводя сына из ступора.

Мужчина ухватил клыками украшение и зажмурился от грохота.

– Помни, в твоих руках жизнь клана, – прошептал отец, – теперь ты старший.

– Такой гром на улице, – в комнату заглянула вторая жена отца. – У вас все в порядке?

Она посмотрела на хмурящегося мужа, на Мурата, надевающего на руку браслет отца, и выскочила из палаты.

– Ты похож на мать. Жаль, что она ушла слишком рано, – сказал мужчина. – Теперь иди. Хочу умереть один. Без этих слез и криков, – он кивнул на дверь.

– Да, отец, – Мурат склонил голову.

– Никогда не снимай, – последний приказ достал его у порога.

– Обещаю, – кивнул он, затворяя дверь. – Он хочет побыть один, – бросил старший сын толпящимся в коридоре родственникам. Потом сел на стул у палаты и закрыл лицо руками, пытаясь осознать, что же все-таки произошло.

Мурат лежал на спине, чувствуя как горячая пыль пробирается ему под куртку. Он едва дышал, но должен был попробовать встать. Пошевелил рукой. Боль была резкой и всеобъемлющей.

– Я оборотень, на мне все заживает как на волке, – подумал Мурат. – Мне бы только капельку времени. Совсем капельку.

Раздался грохот. Джип стоящий рядом проломил перила и упал в реку.

– Убитый оборотень! – восхищенно произнес женский голос.

– Помоги, – прошептал Мурат, пытаясь разглядеть лицо человека через красную пелену.

– Я помогу свариться тебе заживо, – произнес голос.

Руки схватили его и швырнули вниз. Мурат упал на крышу сброшенной с моста машины. Сломанные ребра пробили легкие. Кровь закипела на губах.

– Я волк, – прошептал Мурат.

Ребра хрустнули, возвращаясь на свое место.

Горная река, шутя, потащила машину с лежащим на ней человеком. Вода пенилась вокруг, предвкушая очередную жертву. Оборотень попытался покрепче схватиться за крышу покореженного джипа. Пальцы правой руки не желали шевелиться, словно чем-то опутанные. Он поднес их к самому лицу руку, пытаясь разглядеть помеху полуслепыми от заливавшей их крови глазами.

– Браслет, – выдохнул он, обнажая в улыбке волчьи клыки. Ребенок преподнес ему царский подарок. Такой удачи не было уже лет двести. И в отличие от людей, он точно знаю, чего хотел.

Оборотень поднес ладонь к самым губам, шепча браслету из серых жемчужин, как живому, заветные слова.

1840-й год

– Значит так, – Никола обвел взглядом казаков и черкесов, на мгновенье задержавшись на Максиме, стоящем рядом со своим спасителем. Он понимал, что они чудом избежали междоусобной резни.

– Значит так, – повторил он, – Едем все вместе, чтоб друг дружку видать было.

– Ты нам не доверяешь? – нахмурился Исмаил.

– Я не доверяю той твари, – Никола указал на лес. – Что за бесовщина? То поручиком, то дивчиной прикинется. А ежели он в тебя преобразится и на меня с ножом кинется? Что будет?

– Смертоубийство одно и приказа мы не выполним, – подал голос писарь.

– То-то и оно. До места далеко еще?

– Меньше дня пути, – сказал Исмаил. – Только надо еще к старику заехать. Это по дороге, – он многозначительно посмотрел на Николу.

– Коли по дороге – заедем, согласился Никола. – А теперь всем спать. Встаем чуть свет. К вечеру должны быть на месте.

И казаки и черкесы молча стали укладываться на ночлег.

– Слышь, господин помощник атамана, – подлез к Николе Грицко. – Чего так торопимся?

– Сдается мне, чем быстрее от груза избавимся, тем целее будем, – Никола повернулся на бок, подставляя спину еще теплому неостывшему кострищу.

– Тут такое дело, – Грицко, похоже, и не думал ложиться.