Ущелье - Маргарита Епатко

– Дети шалят, – крыса дружелюбно улыбнулась, поворачиваясь к продавщице.

– Дети, – кивнула в ответ Клава и, выскочив из подсобки, захлопнула дверь.

В ухоженном саду, разбитом на аккуратные участки, клубился легкий туман.

– Кто говорил, что не получится?! – мужчина средних лет в просторных брюках и широкой клетчатой рубашке гордо прохаживался между клумбами. – Они не верили. А я гений! Ну и, Виталий Юрьевич. Какой же я молодец! – от переизбытка чувств он хлопнул себя по бокам и наклонился над голубой ромашкой.

– Погодите, – он погрозил невидимым противникам кулаком. – Я еще запатентую свое удобрение! Нет, ну какой поразительный эффект. Это надо сфотографировать, – мужчина поспешил по мощеной клинкерным кирпичом дорожке к дому. Ромашки, георгины, розы и бархатцы кивали ему вслед голубыми головками.

Сад, так затянуло туманом, что почти перестал быть виден дом.

Несколько детей забравшихся на старую яблоню напряженно вглядывались в его едва видимые окна.

– Танька, держись, – Васька успел ухватить сестру за платье.

Вертлявая девчонка лет пяти, чуть не упала с дерева. Теперь она крепко вцепилась в ветки яблони. Повернув давно не мытую мордашку к старшему брату, Танька, перекатила конфету за щекой, и поинтересовалась.

– А что будет, если я упаду. Они укусят?

– Укусят, – серьезно сказал Васька.

Он повернулся в другую сторону, проверяя узел на полотенце. Малыш полутора лет, привязанный к стволу дерева, наморщил нос и попытался зареветь.

– Опять, выпрашиваешь, Ванька, – нахмурился Вася, он полез в карман брюк и, вытащив оттуда сухарь, сунул его в руки ребенку. – Ешь и молчи. Больше нет. Понял?

Ванька перехотел реветь и, вцепившись ручками в сухарь, стал с наслаждением его слюнявить.

– Я тоже хочу есть, – подала голос девчушка на верхней ветке. Она была точной копией чуть не упавшей Таньки.

– Катюша, ну ты же взрослая, – укоризненно посмотрел на нее Васька. – Нам может часа два сидеть. Что я с Ванькой делать буду?

– Это ты взрослый, – Катя надула губки. – Ты меня на столько старше, – она вытянула к нему руку, показывая три пальца, как учила воспитательница в детском саду.

Васька покачал головой и полез в карман брюк. Достал еще один сухарь и, переломив его пополам, сунул кусок Кате.

– И мне, – сказала Танька, хватая свою часть. Но она не спешила грызть сухарь, внимательно глядя вниз.

– Васька, а они злые?

– Злые.

– Очень злые?

– Очень.

– А когда они уйдут?

– Вот проспится мамка и уйдут.

– А на дерево они залезть могут?

– Нет, – крикнул Васька. – Замолчи немедленно!

Танька всхлипнула. Большая слеза выкатилась из глаза девочки, прочертив светлую дорожку на грязной щеке.

– Не плачь, – Васька погладил ее по голове. – Зато у нас сегодня праздник, – произнес он.

– Праздник? – девчушки оживились, и даже Ванька оторвался от сухаря.

– Мы как взрослые можем всю ночь не спать и на дереве сидеть, – продолжал самозабвенно врать Васька, стараясь не смотреть вниз. – Будем сказки рассказывать.

– Страшные? – заинтересовалась Танька.

– Добрые, – поправил ее Вася. – Про то, как вернется папа.

– А мама испечет пирог, – оживилась наверху Катя.

– Не пирог, а много пирогов, – перебила ее Танька.

Вася слушал девчонок и жалел о том, что не успел прихватить из дому еще пару полотенец. Тогда бы он не боялся, что сестры могут свалиться с дерева во сне.

А внизу в траве, поблескивая матовыми шкурками, бесшумно ползали змеи. Десятки змей. Их плоские головки то и дело выныривали из стелющегося по земле тумана. Раздвоенные язычки ощупывали каждую травинку. Пугающее шипенье неслось то из одного, то из другого конца сада.

– Вась, – дернула его за рукав Танька, – а пирог будет с ягодами?

– С вишнями, – ответил мальчик.

Арнольд Степанович еще раз проверил запоры на дверях особнячка и прошел в зал. Он подкинул дров в камин и достал из бара бутылку ликера. Ну и пусть говорят, что это женский напиток. Зато его коллекции позавидует любой. Жаль, что нельзя ей похвастаться. Людишки сразу начнут расспрашивать: откуда, да на какие деньги.

Глава поселковой администрации вздохнул, налил рюмочку и поставил на поднос. Сам отнес поднос и опустил его на стеклянный столик между двумя креслами у камина. Потом уселся в одно из них, накинув на ноги плед.

Нет, в этот раз он все хорошо рассчитал. Двери на запоре. Окна закрыты ставнями везде, даже на втором этаже. Он вспомнил прошлогодний случай и поежился.

– Теперь у них ничего не получится, – прошептал он и боязливо зажал рот рукой. Огляделся и опрокинул в себя рюмочку ликера.

Глава твердо решил отсидеть эту неделю дома. Пусть сами во всем разбираются. А Степаныч притворится, что уехал. Не будет зажигать свет, включать телевизор. И все подумают, что он не в поселке.

Мужичок довольно потер руки, убрал плед и поднялся, чтобы налить еще рюмочку.

Он не будет тащить бутылку к креслу. Не стоит напиваться как три года назад. Тогда и ужасы мерещиться не будут.

Стук в дверь заставил его икнуть. Бутылка дрогнула в руках, и тягучая липкая жидкость пролилась на ковер.

– Никого нет дома, – прошептал Степаныч, усаживаясь рядом с баром. Бутылка плясала в непослушных пальцах и он от греха подальше поставил ее рядом.

Но настойчивый посетитель не собирался уходить. Он постучал еще раз. Потом нажал на кнопку звонка. Снова стук – звонок. Стук – звонок.

Глава сглотнул вязкую слюну. Во рту было слишком сухо. Он взял бутылку и сделал несколько глотков прямо из горла. Сразу полегчало. Да и посетитель, похоже, устал ломиться в дом.

– Небось, Лидия или кто из ее дружков, – прошептал Степаныч и, поднявшись с ковра, потянулся за рюмкой. Он осторожно налил ликер.

В этот раз постучали в закрытые ставни гостиной. Глава вздрогнул. Рюмка вылетела из рук, увеличивая и без того большое липкое пятно на ковре. Степанычу показалось, что стекляшка громко стукнула при падении. Он бухнулся следом, накрывая ее ладонью.

– Тс-с, – сказал он сам себе, прикладывая липкий палец к губам.

Но грохот шел не от рюмки. Кто-то за пределами дома целенаправленно обходил его по периметру, пробуя на прочность все ставни. Внезапно все стихло.

Степаныч, скрючившийся на ковре, решил разогнуться. Обостривший от страха слух различил шелест шагов пришельца на дорожке.

– Пошел к калитке, точно к калитке, – сам себе прошептал мужчина, отдирая рюмку от ковра.